Хедвиг и прекрасная принцесса - [19]

Хедвиг места себе не находит. Внутри бушует паника, тело зудит. Если всё будет так, как было раньше, до появления Улле, она с ума сойдёт! Всё стало скучно, всё не то, и вставать по утрам больше незачем!

В эту субботу на улице холодно. Ранним утром трава была белая. Козочка и Розочка ходят по грядкам под окном и мёрзнут.

Мама стоит у раковины по локоть в пене.

– Детка, можешь ответить? – просит она Хедвиг, когда звонит телефон.

– А папа не может? У меня сил нет.

Мама вздыхает, мол, ну что ж это такое, но всё-таки зовёт папу:

– Подойдёшь? Я мою посуду!

Папа сбегает вниз и хватает белую трубку.

– Семейство Андерсон. – И тут же, просияв, восклицает: – О, здравствуйте, здравствуйте! Да что вы говорите?

После довольно долгой беседы он вешает трубку – и сразу кажется, что он подрос метров так до двух. На лице появилась невероятно важная мина.

– Кто это? – спрашивает мама.

– Директор, – отвечает папа. – Он хочет устроить родительское собрание для всех, кто интересуется самочувствием нашего учителя.

Ну конечно, это всё благодаря маминой записке! Завтра состоится собрание в школьной столовой, и, чтобы все в классе узнали об этом, пора снова запустить телефонную цепочку!

Папа потирает руки.

– Какой номер у Черстин Густавсон? – спрашивает он, снимая трубку.

– Черстин звонить не надо, – отвечает мама.

– Почему?

– На прошлой неделе нам прислали новый список класса, Йон Густавсон теперь третий в списке. На втором месте Улле Бэк. Бэк. На букву «б».

– Это я и сам понимаю, – бормочет папа. Можно подумать, он не знает алфавит. Папа отыскивает в куче газет письмо со списком класса и начинает набирать номер.

Сердце Хедвиг бьётся так, что больно в груди. Что будет, если позвонить человеку, который переехал? В трубке зазвучит тишина? Или, может, раздастся голос, который сообщит: «Здесь никто не живёт, ХА-ХА!»

– Алло? – говорит папа. Судя по всему, ему кто-то ответил. – Это папа Хедвиг, мы запускаем телефонную цепочку.

Хедвиг сидит как на иголках. Она слушает короткий разговор и, как только папа вешает трубку, дёргает его за рукав.

– С кем ты говорил?

– С мамой Улле, Ингер, – отвечает папа.

– Они не переехали?

Папа недоумённо смотрит на неё:

– Нет. С какой стати? Ведь они только что здесь поселились.

И бодро выходит из кухни, довольный и преисполненный чувством собственной значимости оттого, что он – первый номер в цепочке.

Хедвиг подходит к телефону. От него почти бьёт током. Да-да, из трубки даже вырываются синие молнии. Ингер? Правда ли это мама Улле?

Нет, папа наверняка всё перепутал. Эта Ингер вселилась в дом Бэков, когда те съехали. Это просто какая-то тётка, помешанная на лошадях и конюшнях, а папа по ошибке принял её за маму Улле. Или всё-таки нет?

Мама наконец перемыла всю посуду. Она вытирает сморщенные, растрескавшиеся пальцы кухонным полотенцем и идёт в чулан, где стоят стиральная машина и утюг.

– Раз такое дело, пойду поглажу, – зевая, сообщает она.

И Хедвиг слышит неприятный грохот гладильной доски, которую вытаскивают из шкафа.

Хедвиг тянется к трубке. Список так и лежит на столе. На второй строчке написано: «Улле Бэк, Йеллерста». Странно видеть его имя на бумаге. Как будто это просто буквы в длинном ряду других чёрных букв.

Номер Бэков состоит из пяти цифр. Хедвиг набирает их медленно, одну за другой. В трубке щёлкает. Идёт гудок. Один, два, три, четыре.

– Да? – отвечает кто-то.

– Кто это? – спрашивает Хедвиг.

– Ингер.

– А как ваша фамилия?

– Бэк.

Хедвиг сглатывает.

– А кто это звонит? – спрашивает Ингер Бэк.

– Улле дома?

– Секунду. У-УЛ-ЛЕ-ЭЭЭЭ!

В трубке раздаётся шорох.

– Алло.

– Это Хедвиг.

– Привет, это ты?

– Да…

Потом становится тихо. Как в могиле.

– Ты там? – спрашивает Хедвиг.

– Да.

– Почему ты не ходил в школу?

Улле тяжело вздыхает, кажется, он не хочет отвечать. Но потом говорит:

– Помнишь мои повязки? Которые шьёт моя мама?

– Да.

– Я подарю тебе одну.

– Правда?

– Да.

– Но ведь ты говорил, что подаришь только тому, кто…

– Знаю. Но я всё равно тебе подарю.

Хедвиг покусывает губу.

– Как ты вообще? Думаешь, ты… Я хочу сказать, у тебя не получится? Ты так никогда и не научишься завязывать шнурки?

Улле молчит. Время вытягивается в бесконечность. Хедвиг это ужасно нравится – сидеть на одной телефонной линии с Улле. Вдвоём, только она и Улле.

– Ты завтра придёшь на собрание? – спрашивает Улле.

– Да. Приду, наверно.

– Я тоже. Тогда до завтра.

Улле вешает трубку. Клик, и всё. Провод как будто обрубили. Появляется мама с кофточкой в руке.

– Наденешь её на собрание?

– А, что? Ага…

– Ты говорила по телефону?

– Мм.

– Кто это был?

– Не знаю, кто-то ошибся номером.

– Понятно, – говорит мама и снова исчезает. – Тогда пойду поглажу. И не вздумай потом говорить, что её не наденешь.

Под столом

Когда синий «сааб» сворачивает к парковке в Хардему, на школьный двор уже опустился вечер. Всё выглядит так непривычно. Там, где стояли качели и горка, теперь царит тьма и гуляют монстры. Такое, про что людям ничего не известно. Свет в большом кирпичном здании не горит. Но окошки столовой светятся.

– Ещё пять минут, – говорит мама, взглянув на часы. – Давайте уже пойдём, не будем ждать.

Она запирает «сааб», и они все втроём идут к зданию столовой. Хедвиг причесалась и вычистила грязь из-под ногтей. Но до кофточки, хоть мама её и погладила, дело всё же не дошло. Хедвиг ненавидит кофточки.