Хаос - [65]
Появление клерка прервало доверительную беседу. Хайнц выразил даме, наконец-то получившей заветный паспорт, свое почтение и пожелал счастливого пути и здоровья матушке.
Подошла его очередь.
Визу он получил в течение нескольких минут.
Да, надо признать, свидетельство о крещении имеет и свои преимущества.
Хайнц решил осуществить безумную идею отыскать новоявленного родственника и отправился на Драгунерштрассе. Оказавшись в этом незнакомом районе, он был поражен и всерьез подумал, не потребуют ли от него и здесь паспорт с визой. Знакомым Берлином тут и не пахло, как и вообще Германией. Будто волшебным образом он вдруг перенесся в русское или галицийское местечко.
Справа и слева с лавочных вывесок его держали под надзором странные буквы надписей на чужом языке. Восточного типа женщины в длинных шалях прямо перед входом в здания горласто торговали продуктами и всевозможными невероятными вещицами. Мужчины со спиралями локонов, свисавших с висков, и в долгополых кафтанах гомонили посреди мостовой, которая здесь из проезжей части превратилась в площадку для сходок. Повсюду, мешая проходу, под ногами вертелась бесчисленная ребятня, грязные разводы на руках и мордашках которой могли бы посоревноваться в живописности с Генуей и Неаполем.
Ошеломленный Хайнц прокладывал себе дорогу через всю эту сутолоку, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в открытые двери подъездов, где на стертых ступенях черноглазые детишки вели с серьезными лицами меновые сделки. Он поражался выразительному обличью стариков, чьи патриархально-одухотворенные лица никак не вязались с родом их занятий. Тут старец, который мог бы послужить моделью для статуи Моисея, демонстрировал серые клетчатые брюки и, подняв края штанин, что-то настоятельно втолковывал молодому небрежно одетому франту, который нерешительно покусывал ноготь. Там в открытом окне виднелась скульптурная группа библейских мучеников, которые рассматривали на солнце бриллиантовые сережки. Женщины выглядели куда более прозаично: тучные, расплывшиеся, они переваливались вдоль и поперек улицы. Хайнцу подумалось: одень их в европейское платье, и они легко впишутся в любой светский салон, не привлекая к себе любопытных взглядов. И было грустно сознавать, что необычайно красивые девушки с глубокими темными глазами, в которых отражались все тысячелетние горести и познания их народа, однажды опустятся до наружности и повадок своих матерей.
Наконец он добрался до гостиницы Борнштейна и вошел в общий зал. За стойкой хозяин, крепкий еврей с пушистой короткой бородой, в расстегнутом сюртуке и жилетке, опершись локтями о прилавок, пререкался с молодой парой, явно обитавшей не в этом районе. Юноша носил ленту студенческого братства, его спутница походила на консерваторку.
Хозяин весьма грубо наезжал на них:
— А мне-то что! Какая чепуха, день шекеля! И что это за зверь: шекель?
— Но вы должны были слышать о сионизме, — спокойно возражал студент. — Шекель — это ежегодный взнос. Одна марка.
— Ну, и что с этим взносом? Если я дам марку, что с этого будет?
— В программе сионизма есть пункт о создании на правовой основе общественных поселений для еврейского народа на нашей родине в Палестине.
— На мою марку? Вот вам новое вымогательство! Теперь уже интеллигентные господа и дамы из Тиргартена выуживают у русских евреев деньги! Куда катится мир!
— Мы ничего не выуживаем, — обиделась девушка. — Мы идем ко всем евреям, немецким или русским, неважно. Сегодня день уплаты взносов, вот мы и собираем. Это не вымогательство, а дело каждого еврея.
— Не, Брандлер, ты слышал? — расхохотался им в лицо хозяин и ударил кулаком по барной стойке. — Больше не вымогательство, а твое дело!
Из-за стола у окна поднялся толстый красноносый еврей и зашаркал к спорящим.
— Мое дело? Шекель? Палестина? Сионизм? Нет, это дело не для меня! Зачем богатые хотят избавиться от просителей? На благотворительности держится мир!
— Значит, не хотите? — разгорячился студент. — Ну, ладно. Не будем понапрасну тратить время!
— Знаете что, юноша, — усмехнулся Борнштейн. — Таких казистых просителей я еще не видел. Вот, получите! — Он порылся в кармашке жилета.
— Спасибо большое! — колко сказала девушка. — Подачек нам не надо. Мы принимаем шекель только от евреев, которые признают нашу программу. Мы ищем людей, а не деньги!
Они рассыпали по стойке стопку напечатанных листовок и прошли к выходу мимо Хайнца, остановившегося в дверях. Борнштейн проводил сионистов взглядом и, заметив нового посетителя, с угодливой улыбкой пошел навстречу. В его заплывших глазках мелькнуло беспокойство — он явно не знал, чего ожидать от этого гостя.
— Что господину угодно? — его физиономия вдруг приобрела подозрительное выражение. — Вам тоже нужен шекель?
Хайнц поспешил успокоить хозяина:
— Нет, не нужен. Я хотел справиться об одном из ваших постояльцев.
— Сколько сегодня было посетителей! Эти сионисты целый день бегают по городу. Так господин ищет у меня жильца? А вы не из полиции будете?
— Нет, нет. Я ищу некого господина Шленкера.
— Ой! Йосла Шленкера? — воскликнул Брандлер. — Так тот нынче живет с Клацке! Клацке знаете? Тоже мне делец! Письма, видите ли, писать захотел! Думал, дело плевое, письма-то писать, оборванец! Мой хлеб приохотился у меня отнять. Дохлый номер!.. Письмецо изволите? Ой, что я мелю! Пройдоха направил вам прошение?
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.