Хаос - [65]

Появление клерка прервало доверительную беседу. Хайнц выразил даме, наконец-то получившей заветный паспорт, свое почтение и пожелал счастливого пути и здоровья матушке.

Подошла его очередь.

Визу он получил в течение нескольких минут.

Да, надо признать, свидетельство о крещении имеет и свои преимущества.

VII

Хайнц решил осуществить безумную идею отыскать новоявленного родственника и отправился на Драгунерштрассе. Оказавшись в этом незнакомом районе, он был поражен и всерьез подумал, не потребуют ли от него и здесь паспорт с визой. Знакомым Берлином тут и не пахло, как и вообще Германией. Будто волшебным образом он вдруг перенесся в русское или галицийское местечко.

Справа и слева с лавочных вывесок его держали под надзором странные буквы надписей на чужом языке. Восточного типа женщины в длинных шалях прямо перед входом в здания горласто торговали продуктами и всевозможными невероятными вещицами. Мужчины со спиралями локонов, свисавших с висков, и в долгополых кафтанах гомонили посреди мостовой, которая здесь из проезжей части превратилась в площадку для сходок. Повсюду, мешая проходу, под ногами вертелась бесчисленная ребятня, грязные разводы на руках и мордашках которой могли бы посоревноваться в живописности с Генуей и Неаполем.

Ошеломленный Хайнц прокладывал себе дорогу через всю эту сутолоку, время от времени останавливаясь, чтобы заглянуть в открытые двери подъездов, где на стертых ступенях черноглазые детишки вели с серьезными лицами меновые сделки. Он поражался выразительному обличью стариков, чьи патриархально-одухотворенные лица никак не вязались с родом их занятий. Тут старец, который мог бы послужить моделью для статуи Моисея, демонстрировал серые клетчатые брюки и, подняв края штанин, что-то настоятельно втолковывал молодому небрежно одетому франту, который нерешительно покусывал ноготь. Там в открытом окне виднелась скульптурная группа библейских мучеников, которые рассматривали на солнце бриллиантовые сережки. Женщины выглядели куда более прозаично: тучные, расплывшиеся, они переваливались вдоль и поперек улицы. Хайнцу подумалось: одень их в европейское платье, и они легко впишутся в любой светский салон, не привлекая к себе любопытных взглядов. И было грустно сознавать, что необычайно красивые девушки с глубокими темными глазами, в которых отражались все тысячелетние горести и познания их народа, однажды опустятся до наружности и повадок своих матерей.

Наконец он добрался до гостиницы Борнштейна и вошел в общий зал. За стойкой хозяин, крепкий еврей с пушистой короткой бородой, в расстегнутом сюртуке и жилетке, опершись локтями о прилавок, пререкался с молодой парой, явно обитавшей не в этом районе. Юноша носил ленту студенческого братства, его спутница походила на консерваторку.

Хозяин весьма грубо наезжал на них:

— А мне-то что! Какая чепуха, день шекеля! И что это за зверь: шекель?

— Но вы должны были слышать о сионизме, — спокойно возражал студент. — Шекель — это ежегодный взнос. Одна марка.

— Ну, и что с этим взносом? Если я дам марку, что с этого будет?

— В программе сионизма есть пункт о создании на правовой основе общественных поселений для еврейского народа на нашей родине в Палестине.

— На мою марку? Вот вам новое вымогательство! Теперь уже интеллигентные господа и дамы из Тиргартена выуживают у русских евреев деньги! Куда катится мир!

— Мы ничего не выуживаем, — обиделась девушка. — Мы идем ко всем евреям, немецким или русским, неважно. Сегодня день уплаты взносов, вот мы и собираем. Это не вымогательство, а дело каждого еврея.

— Не, Брандлер, ты слышал? — расхохотался им в лицо хозяин и ударил кулаком по барной стойке. — Больше не вымогательство, а твое дело!

Из-за стола у окна поднялся толстый красноносый еврей и зашаркал к спорящим.

— Мое дело? Шекель? Палестина? Сионизм? Нет, это дело не для меня! Зачем богатые хотят избавиться от просителей? На благотворительности держится мир!

— Значит, не хотите? — разгорячился студент. — Ну, ладно. Не будем понапрасну тратить время!

— Знаете что, юноша, — усмехнулся Борнштейн. — Таких казистых просителей я еще не видел. Вот, получите! — Он порылся в кармашке жилета.

— Спасибо большое! — колко сказала девушка. — Подачек нам не надо. Мы принимаем шекель только от евреев, которые признают нашу программу. Мы ищем людей, а не деньги!

Они рассыпали по стойке стопку напечатанных листовок и прошли к выходу мимо Хайнца, остановившегося в дверях. Борнштейн проводил сионистов взглядом и, заметив нового посетителя, с угодливой улыбкой пошел навстречу. В его заплывших глазках мелькнуло беспокойство — он явно не знал, чего ожидать от этого гостя.

— Что господину угодно? — его физиономия вдруг приобрела подозрительное выражение. — Вам тоже нужен шекель?

Хайнц поспешил успокоить хозяина:

— Нет, не нужен. Я хотел справиться об одном из ваших постояльцев.

— Сколько сегодня было посетителей! Эти сионисты целый день бегают по городу. Так господин ищет у меня жильца? А вы не из полиции будете?

— Нет, нет. Я ищу некого господина Шленкера.

— Ой! Йосла Шленкера? — воскликнул Брандлер. — Так тот нынче живет с Клацке! Клацке знаете? Тоже мне делец! Письма, видите ли, писать захотел! Думал, дело плевое, письма-то писать, оборванец! Мой хлеб приохотился у меня отнять. Дохлый номер!.. Письмецо изволите? Ой, что я мелю! Пройдоха направил вам прошение?