Хаос - [57]

Шрифт
Интервал

По настоятельной просьбе Леи кандидат Остерман задвинул свое творение в дальний ящик стола, пока еще надеялся на стипендию. Но к вечеру того дня, когда состоялось заседание попечительского совета и по его окончании Лея сообщила ему результат, он, долго не рассуждая, собственноручно отнес рукопись на Линденштрассе и опустил ее в почтовый ящик «Горна» вместе с сопроводительным письмом. Удалялся он оттуда гордым уверенным шагом, как человек, наконец-то изливший давно сдерживаемую ярость на всю эту еврейскую камарилью. Его злоба на этот народишко, отягченный столькими грехами со времен Голгофы, по меньшей мере удесятерилась в свете последних событий с отказом ему в заслуженной стипендии.

Распиравшее его возвышенное чувство вскоре улетучилось, и уже вечером того дня ему стало ясно, какой непомерной дерзостью с его стороны было рассчитывать на то, что его работу примут. Сколько известных и уважаемых людей обивало пороги «Горна», лишь бы увидеть творение своего пера напечатанным в нем.

Небожители, царствовавшие в этой небесной канцелярии, могли выбирать лучших из лучших. Станут ли они, коим дано вершить судьбы, распоряжаться жизнью и смертью, тратить досуг на чтение его рукописи? Могут ли они, чье время и служение принадлежат обществу и отечеству — да, могут ли они расточать свое драгоценное время на чтение всякой поступающей пачкотни? Сколько плевел громоздится там! Могут ли, должны ли они жертвовать бесконечные часы, чтобы — возможно! — найти одно зерно?

Однако уже через несколько дней Остерман получил по почте уведомление с предложением срочно явиться в редакцию «для личных переговоров касаемо любезно присланной статьи».

И вот теперь, едва ли пару часов спустя после получения открытки, он стучал в двери «рая». Он ощущал величие момента, здесь и сейчас для него открывались новые рубежи его жизни: через несколько секунд он войдет в круг сиятельных духов, с которыми надеялся плечом к плечу пуститься в новый крестовый поход.

— Вой-ди-те!

Остерман собрался с духом и нажал на ручку. Дверь туго поддалась и внезапно распахнулась во всю ширь. Ошалевший, с шляпой в руке, которую предусмотрительно снял, перед тем как постучать, он застыл в дверном проеме. У него потемнело в глазах, к тому же ослепленных ярким светом, так что прошло немало времени, прежде чем он освоился в пространстве и начал различать фигуры присутствующих.

Впрочем, двое находившихся в комнате не обратили на него ни малейшего внимания. Они были чрезвычайно заняты. Остерман бросил заполошный взгляд на табличку, прикрепленную ко все еще открытой двери, чтобы убедиться, что он на самом деле ступил на порог святая святых «Горна», и снова оцепенел.

— Дверь, черт побери! — рыкнул тот же скрипучий голос, которым посетителя приглашали войти.

Остерман, вздрогнув, послушно и поспешно выполнил приказ. Он изо всех сил старался разглядеть лицо обладателя львиного рыка, но эта личность была представлена только нижней частью брюк в крупную клетку и громадными желтыми ботинками, а сверху серо-зеленым рукавом с большущей когтистой лапой. Плотные клубы дыма, порывами сгущавшиеся в воздухе, позволяли предположить область рта. Все остальные члены курильщика были заслонены рыжеватой блондинкой неопределенного возраста, удобно расположившейся на его коленях, как в кресле с подголовником в виде серо-зеленого рукава. На широком столе, заваленном кипами бумаг и газет, придвинув стопку книг, она разложила открытую тетрадь, в которой стенографировала то, что надиктовывал сиплый голос.

Лишь на мгновение из-за блондинки мелькнула густая светло-русая шевелюра, когда барышня резко обернулась к посетителю. Тут она взмахнула правой ногой с такой резвостью, что из-под взлетевшей юбки выглянуло нижнее белье, ловко подцепила носком стул, с которого посыпались книги, опрокинула его и с завидной прицельностью, свидетельствовавшей о немалой практике, швырнула точно в берцовую кость вновь прибывшего.

Это было своеобразное, но очень внушительное приглашение присесть.

Остерман машинально уселся в полном замешательстве. Голова у него шла крутом: все увиденное абсолютно не соответствовало тому, что он себе нарисовал, ни в общем, ни в частности. Где-то на периферии сознания свербела назойливая мысль, что он не сможет, как собирался раньше, расписать Лее свой визит в редакцию во всех красках и тонкостях.

— Проклятье! Вечно мешают! — послышалось мрачное ворчание. — И как водится, в самый разгар дела! Эмма, восторг моей жизни, еще раз последний абзац!

— Айн момент, толстячок, — упитанная «горнистка» пробежалась по своей стенограмме. — Где эта ерунда? А, вот отсюда: «Когда наконец здоровый дух еще не сломленного в своей неисчерпаемой мощи народа воспрянет, чтобы, в унаследованной ярости берсерка с неотъемлемой германской сущностью, воспрять против восточного варварства и положить конец нравам и обычаям всяких там пашей с их гаремами?! Неужели и дальше на глазах немецких мужчин и женщин, немецких отцов и матерей будет твориться…» Толстячок, что там дальше будет твориться?

— Ага, подожди-ка… Что, черт меня побери, там будет твориться?.. А давай-ка подсыпем перчику в наш салатец! Значит, так: неужели и дальше будут твориться такие бесчинства, чтобы белокурые немецкие девы покорялись похотливым желаниям своих смуглых кучерявых пашей и с робостью и смирением ожидали минуты, когда всесильный владыка сераля швырнет им свой не слишком свежий носовой платок? Неужели и дальше напомаженные развратники, которые одеколоном стараются заглушить выбивающую слезу вонь, преследующую их из тех восточных краев, где качалась их колыбель… неужели и дальше их спрос на колыбели Запада в универсальных магазинах, их самоличное изобретение, направленное против здорового среднего класса, увеличится так, что…


Рекомендуем почитать
Приказ

В романе крупного венгерского прозаика рассказывается о славном историческом прошлом венгерского народа — провозглашении Венгерской советской республики в 1919 году. Автор убедительно показывает, как установление пролетарской диктатуры всколыхнуло все слои тогдашнего венгерского общества, а ее притягательные идеи привлекли на сторону революции не только широкие массы рабочих и крестьян, но и представителей интеллигенции. Роман предназначен для массового читателя.


Пейзаж с ароматом ментола

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мужчины и прочие неприятности

В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.


День открытых обложек

Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.


На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.