Хаос - [10]
И Йосл был готов вместе с ней переступить эту черту. Они нашли друг друга в общем порыве к свободе и знаниям и, когда помолвка была оформлена, договорились сразу после свадьбы уехать в Германию учиться.
Никто не был посвящен в их планы: ни пастор Боде, обреченный лишиться частицы своих радужных надежд, ни Берл Вайнштейн, отправившийся в рутинное путешествие. Но как бы то ни было, пастор Боде в Борычеве опосредованно внес свою лепту в то, что в далеком Лондоне преподобный Хиклер смог окрестить Берла Вайнштейна. Жаль только, что ему не было дано когда-нибудь насладиться своим успехом, ибо Берл отнюдь не рвался сообщать всем и каждому в Борычеве о весьма прибыльном роде деятельности, который он открыл.
Главную роль, однако, в судьбе Йосла сыграло письмо его бывшего учителя Вольфа Клацке, недавно переселившегося в Германию, у которого несколько лет назад Йосл учился читать по-немецки. Тот расписывал, как ему понравилось в Берлине и насколько прекрасна эта страна. Здесь можно найти любую ученость, писал Вольф Клацке, а грамотный человек легко обеспечит себе приличный заработок и там уж спокойно может посвящать время изучению всякой премудрости. Сам он, составитель писем, занял блестящее положение с большим успехом занимается литературной деятельностью и, конечно, готов оказать Йослу всяческую протекцию в случае его приезда. Бывший учитель советовал ему безотлагательно переезжать в Берлин.
Еще до того как стать учителем Йосла, этот Клацке перебрал одно за другим, а то и параллельно множество занятий: торговец овощами, спекулянт, бродяга, попрошайка, певчий и кое-что еще. Когда он стакнулся с Йослом, исполнилось Клацке в тот год как раз десять лет.
Литературное предприятие
Еще не известно, сумел бы какой-нибудь Гёте или Лессинг, или другие их уровня на оном поприще преуспеть в той области литературы, которую избрал себе Вольф Клацке. В то время как эти литераторы выбирали себе легкие торные тропы, Вольф Клацке выискал трудную дорогу, на которой, однако, могли разгуляться его таланты — учредил контору по сочинению просительных писем.
Только лишь полетом фантазии, чувством языка и стиля, искусством каллиграфии успеха тут не достичь. Помимо этого автор просительных писем должен обладать сонмищем уникальных качеств: должен быть тончайшим психологом, должен уметь виртуозно играть на всех струнах человеческой души и разума, должен иметь широкий кругозор и премудрость сложных взаимоотношений. Должен, должен, должен — о, сколько всего он должен! Но что отличает данный литературный жанр от всех других и выводит его на труднопроходимую стезю — так это то, что каждое произведение, вышедшее из-под пера составителя просительных писем, предназначено всего лишь одному читателю или в крайнем случае узкому кругу; и письмо должно оказать на этого читателя такое воздействие, чтобы самотеком вылиться в чистую монету. Тут главное подобрать тон и слова, соответствующие натуре получателя. И жалкий дилетант тот, кто полагает, что одно и то же письмо может одинаково влиять на многих. Как раз те круги, на помощь которых рассчитывают клиенты Вольфа Клацке, состоят из ярко выраженных индивидуальностей, и ни в коем случае нельзя манкировать тщательным изучением каждого.
Пока что Вольф Клацке был новичком в этом деле и порой допускал ошибки. Он недооценил трудности выбранной профессии, когда открывал свою контору в темной задней комнате постоялого двора Бомштейна на Драгунерштрассе, где его конкурент, красноносый Брандлер, уже много лет занимался тем же промыслом, но в передней. Брандлер за десять пфеннигов писал набитой за долгие годы рутины рукой пачки писем и одновременно вел бойкую торговлю адресами подходящих благодетелей. Клацке вызвался сочинять письма по восьми пфеннигов за штуку и — новшество в отрасли! — установил фиксированную цену за адреса по пяти пфеннигов за голову, хотя всем известно, что в зависимости от щедрости и состоятельности покровителя цена должна колебаться от пфеннига до марки.
Само собой разумеется, что оплачиваются не имена и адреса сами по себе, собственно, ценность представляют сведения о характере и образе действий означенных личностей. Эти знания находят свое отражение в форме и содержании соответствующего текста, особенности построения которого сочинитель и заказчик зачастую долго и подробно оговаривают. Ни одно справочное агентство в мире не в состоянии решить те деликатные задачи, как это умеют доверенные лица и делопроизводители цеха профессиональных просителей. Профессионал должен до тонкости знать, чем по жизни интересуется денежный кошелек, набожных он или беспринципных взглядов, нравится ли ему, когда проситель отчаивается, или он предпочитает смирение перед волей Божьей. Одного трогают угрозы покончить жизнь самоубийством, другому, напротив, следует плакаться, как тяжело жить, питаясь редко перепадающей коркой хлеба. Один ведется на повесть о немилосердном домохозяине, другому подавай беспомощную вдову с детьми, третий вообще считает за лучшее круглых сирот. Обнищавший ремесленник пользуется популярностью, а вот купец, попавший в затруднительное положение из-за суровых кредиторов или нечистоплотного компаньона, имеет мало шансов на успех. Одни обожают жертвовать на приданое невесты, другие испытывают особую страсть к калекам. Жертвы преследования, русские евреи или беглые из Сибири каторжники умиляют романтически настроенные души. Некоторые охотно дают на бедняков из Палестины, а другие не выделят на них и пфеннига, зато протягивают руку репатриантам из Америки. А есть еще одна плодородная нива, на которой пышно колосятся щедроты на издание еврейских произведений или восстановление сгоревших синагог. Короче говоря, при таком изобилии вкусов надо собрать обширную коллекцию образцов и уметь правильно ею распорядиться в каждом отдельном случае. Кроме того, как и в каждом деле, многое зависит от подачи: стиль письма неимоверно важен. Одним следует писать на чистейшем иврите, другим подпускать побольше цитат из Библии; иногда предпосылкой удачи служит абсолютно безупречный немецкий язык, но наибольшим спросом пользуется как раз неправильный, простодушный и потешный квазинемецкий. Его начинают читать ради забавы, а потом он одновременно поднимает настроение и задевает чувства, и, как правило, надолго запоминается.
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.