Халиф на час - [96]

Потом он обратился к невольнице, сидевшей близ него, и спросил: «О любимая, как твое имя?» — и та ответила: «Мое имя Наджмат ас-Субх», — и Абу-ль-Хасан воскликнул: «Не нужно тебе такое имя, ибо, клянусь Аллахом, твое чело светит ярче утренней звезды! Будь добра, о любимая, налей мне чашу и напои меня». И Наджмат ас-Субх налила чашу и протянула ее Абу-ль-Хасану, и тот взял чашу и выпил ее, а девушка налила себе, и выпила, и ударила по струнам, и запела, и Абу-ль-Хасану представилось, что комната пляшет вместе с ним.

И затем Абу-ль-Хасан обошелся так же с третьей не' вольницей, с четвертой и с прочими, пока не обошел иХ всех по очереди, а халиф смотрел, как ведет себя Абу-ль-Хасан, и смеялся над ним, особенно когда видел, как тот разговаривает с невольницами и спрашивает каждую, как ее зовут.

И когда Абу-ль-Хасан выпил сам и дал выпить невольницам, каждой по очереди, халиф послал приказ Хабл аль-Лулу, и та взяла чашу, наполнила ее вином и положила туда банджа. Она подала чашу Абу-ль-Хасану и сказала: «О повелитель правоверных, твоя рабыня сложила сегодня красивую песню, и я хочу, чтобы твое величество выпило из моих рук эту чашу, а я спою тебе песню». А Абу-ль-Хасан полюбил эту невольницу великой любовью, и он взял у нее чашу и молвил: «Ты бесподобная красавица своего времени и моя любимая!»

Потом он поднес чашу к губам, а Хабл аль-Лулу взяла лютню и спела Абу-ль-Хасану такую песенку:

Прохожий! Сколько мне ночей не спать?

О, сколько дней печаль мою скрывать?

Ты моему любимому шепни:

«Как смеют бесконечно длиться дни?»

И Абу-ль-Хасан пришел в восторг, и восхитился невольницей, и воскликнул: «О душа моя, о жемчуга всего мира, о сердцевина моего сердца! Если я повелитель правоверных, повтори мне твою песенку еще раз!» И Хабл аль-Лулу повторила для него песню и еще раз спела ее, а когда она кончила, Абу-ль-Хасан поднес чашу ко рту, и выпил ее, и воскликнул: «Я выпил эту чашу за твои глаза!» — и не успело вино утвердиться у него в утробе, как он упал и заснул словно убитый.

И тут халиф вышел, не помня себя от смеха, и велел невольницам снять с Абу-ль-Хасана халифскую одежду и одеть его в платье, которое было на нем, когда халиф принес его во дворец, а потом послал за рабом Масруром, который притащил на себе Абу-ль-Хасана, и сказал ему: «О Масрур, взвали его на спину, отнеси и положи на место, в ту комнату, из которой мы его взяли, и оставь дверь в комнату открытой». — «Внимание и повиновение, о повелитель правоверных», — ответил Масрур, и взвалил Абу-ль-Хасана на спину, и отнес его на место, и положил. А халиф очень развеселился из-за Абу-ль-Хасана, и грудь его расправилась, и он воскликнул: «Завтра он будет Абу-ль-Хасаном, а сегодня был халифом и отомстил своим врагам — имаму и четырем старым сторожам, что живут в его квартале!»

А Абу-ль-Хасан проспал эту ночь и под утро проснулся, и глаза его были крепко сомкнуты под тяжестью банджа. И он позвал: «О госпожа моя, Хабл аль-Лулу, о Наджмат ас-Субх, о Даурат аль-Камар, где вы? Пойдите сюда, сядьте со мной рядом!» — и до тех пор кликал каждую из невольниц, называл их по имени, пока мать его не услышала этих воплей.

Она встала, и вошла к нему, и спросила: «О дитя мое, что с тобой делается? Ты, видно, грезишь?» И Абу-ль-Хасан открыл глаза, и увидел перед собой какую-то старую каргу, и крикнул: «О проклятая, кто ты такая и кто тебя звал? Эй, евнух, возьми эту старуху и повесь ее, и чтобы я никогда больше лица ее не видел!» И он закрыл глаза, чтобы не видеть старуху, и мать сказала ему: «О дитя мое, скажи: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!» Имя Аллаха да будет над тобой! Что с тобой делается? Ты, видно, вчера вечером много выпил, что тебе привиделся такой сон и такие грезы. О сын мой, Абу-ль-Хасан, ты забыл? Я твоя мать, твоя родительница. О любимый, какого это евнуха ты зовешь?» А Абу-ль-Хасан открыл глаза, а мать его продолжала: «О дитя мое, вставай, погляди — сейчас будут звать к полуденной молитве».

И Абу-ль-Хасан закричал: «Что ты мелешь, проклятая! Какой я тебе сын, старая кочерыжка! Ты называешь меня Абу-ль-Хасан, старая потаскуха, — а я повелитель правоверных, наместник Аллаха. Эй, Масуд, — заорал он, — возьми эту старую шлюху и утопи ее в реке!» — «Будет тебе орать и кричать, сынок, — сказала ему мать. — Ради Аллаха, открой глаза! Услышат соседи, подумают, что ты бесноватый». И Абу-ль-Хасан разозлился и сказал: «Это ты бесноватая, злосчастная старуха! Говорю тебе, я не Абу-ль-Хасан, а повелитель правоверных, уполномоченный пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует! — и мне покорны все люди, на суШе и на море». — «О дитя мое> воскликнула его мать, — какой это бес проклятый пришел к тебе сегодня ночью, и взял тебя за голову, и внушил тебе этакие слова? Помяни всемилостивого, о дитя мое, Абу-ль-Хасан, имя Аллаха охранит тебя от сетей, которые расставил тебе сатана сегодня ночью. Ты мой сын, Абу-ль-Хасан, а я твоя мать. Открой глаза и посмотри на свои палаты: где он, дворец, подобающий халифам? Здесь ты родился, сынок, и здесь вырос, и с малолетства и до сих пор не покидал этого дома. Подумай, разберись и прогони от себя сатану, который хочет поймать тебя в свои сети. Засадят тебя люди в больницу, словно сумасшедшего, коли услышат эти твои слова».