Гуру и ученик - [44]
Многие брахманы, пришедшие на бхаджан в честь экадаши, остались в ашраме на ночь. Устав от пения и разговоров, они просто располагались в пандале и засыпали. Когда все уже умолкли, Муруган Дас продолжал исполнять гимны и воспевать имена Бога. И вдруг, эхом отвечая на воззвания Муругана, ещё один голос пронзил тишину. Его ритм и мелодия странным образом напоминали гимны тамильских христиан. Странник, очень удивившись, прислушался.
Действительно, кто-то непрерывно повторял Отче наш и Радуйся, Мария на фоне прославления Муругана. Так продолжалось очень долго, однако постепенно ритм замедлился, голоса стали едва различимы — лишь один из них с всё увеличивавшимися интервалами продолжал тянуть: Йесуве (Иисус)! Андаваре (Господь)! Муруга Тайаре (Мать)! Марийяве (Мария)! Затем наступила тишина…
Следующим утром Странник вместе с Муруганом и другими отправился на обязательное утреннее омовение. Какой-то крестьянин специально пришёл, чтобы помогать набирать воду. Он особенно заботился о Страннике, считая его недостаточно опытным, и достал для него несколько вёдер воды, щедро облив его. На его шее красовался медальон. Странник полюбопытствовал, кто он такой. Оказалось, что он был бедным крестьянином из небольшой деревушки, расположенной в 7–8 километрах от ашрама. Днём раньше он работал в Тапованаме — носил песок и кирпичи для строительства. Очень устав вечером, он решил заночевать в ашраме, тем более что утром он должен был снова приняться за работу. Оказалось, что именно он так громко молился ночью — такова была его привычка.
В ашраме Странник встретил и другого христианина — местного мальчика, ходившего в школу в Тирукойилуре и часто навещавшего гуру вместе со своими друзьями. Очень скоро Странник понял, что этот мальчик отличался от прочих: он не простирался ниц, и даже когда совершал анджали перед кем-то, старался всем видом показать, что он не индус — в его манере складывать ладони и держать их у груди было что-то необычное… Он очень хотел познакомиться со Странником, который, однако, проявлял к нему не больший интерес, чем к прочим. Однажды в полдень мальчик всё-таки нашёл комнату, в которой отдыхал Странник. Странник знаками показал, что не может разговаривать, однако гость настаивал, прося хотя бы написать ответ на бумаге. Странник показал ему, что согласится, если тот нарисует пеплом три линии Шивы у себя на лбу. Мальчик перекрестился. Странник осведомился о его имени. «Джнянапрагасам», — ответил он.
«Если ты христианин, зачем ты сюда приходишь? Неужели в твоей деревне нет священника?»
«Есть, но я хочу узнать, что такое индуизм. Я хочу читать индуистские книги. Пожалуйста, дайте мне какие-нибудь».
«Мне нечего дать тебе. Почему бы тебе не попросить у гуру?»
«Я не смею».
«Почему же ты пришёл ко мне?»
«После гуру я доверяю вам больше всех».
Странник подумал, что на этом стоит завершить разговор, и вновь, уже более решительно, направил школьника к священнику его прихода.
Через два дня после экадаши наступила незабываемая ночь Шиваратри. Каждая тринадцатая ночь убывающей луны посвящена Шиве, однако тринадцатая ночь убывающей луны месяца маси по тамильскому календарю (пхалгун в Северной Индии), приходящаяся на середину февраля — середину марта, наиболее священна. В это ночь Шива явился в форме огня на вершине Аруначалы. Её проводят в песнопениях и молитвах, служат пуджи и отказываются от ночного сна. Весь предыдущий день соблюдается строгий пост, призванный подготовить к празднику тело и душу.
Эта ночь напоминала вечер экадаши, но была ещё более впечатляющей и продолжалась с восьми вечера до четырёх утра. Ровно в полночь (наиболее благоприятный и священный час) внесли большую медную лампу. Перед тем как поставить её на землю, участок окропили святой водой, и молодая женщина нанесла на него традиционные янтры. Затем лампа была зажжена — песни и танцы вокруг неё не прекращались ни на мгновение во славу Шивы, явившегося в свете и славе.
В ту ночь среди гостей ашрама был брахман из города, который часто приходил вместе с женой и старшим сыном-по имени Сундарам, чтобы выразить почтение стопам Джнянананды. На этот раз, однако, жена не осмелилась сопровождать его. Её сердце было исполнено печали, и ничто не могло утешить её: в ту самую ночь в Ришикеше на берегу Ганги её второй сын Сандуру принимал санньясу из рук Свами Шивананды[113].
Сандуру в течение многих лет поддерживал близкие отношения с Джнянанандой и преданно служил ему. В те времена в ашраме было два особенно ревностных и очень дорогих сердцу гуру ученика (второй был родом из Кумбаконама). Оба они были готовы оставить мир, как только учитель даст им разрешение. Одному из них, тем не менее, учитель дал указание жениться. Другому, Сандуру, он посоветовал удалиться в Гималаи, чтобы полностью освободить своё сердце от семейных связей.
Сандуру провёл в Ришикеше несколько месяцев и теперь настал момент получить одеяния кави в знак посвящения жизни нищете, одиночеству и молчаливой молитве. Очень часто эта церемония проходит в ночь Шиваратри. В эту ночь он должен отречься от всего, что принадлежало ему в этом мире, символически выбросив в Гангу предметы, которые определяли его как
