— Генерал Гурко? Но, насколько я знаю, его Передовой отряд еще не развернулся и на прошлой неделе генерал занимал участок по реке Росице от Сухиндола до Никона?
— Именно. Самое удивительное, что Гурко бросил на город только своих драгун да совершил обстрел из пушек батареи подполковника Ореуса. Стремительность удара решила все.
— Кто ему противостоял?
— Турки держали у Тырново пять таборов пехоты, батарею и несколько сотен черкесов. Бой был скоротечный, длился не более часа.
— Похвально. Объявите генералу мою благодарность за столь решительные действия.
— Генералу Гурко будет приятно услышать высокую похвалу, ваше величество. И мы не ошиблись, назначив его командиром Передового отряда.
— Какая задача перед ним поставлена?
— Перейти Балканы и выйти в Забалканье.
— И это все?
— По мере возможности, ваше величество, продвижение к Адрианополю…
Разговор между царем и главнокомандующим велся на царской квартире на исходе дня 8 июля. А 10 июля Александр Второй получил телеграмму из Берлина с ядовитым смыслом, за которым угадывался Бисмарк:
— Поздравляю с успехом. Но где же турки?
Император показал ее Милютину:
— Видите, как скверно, когда войну наблюдают иностранные корреспонденты…
На что военный министр ответил:
— Передайте, ваше величество, корреспондентам: будут еще турки. Все впереди.
Кто видел молодого, сурового подполковника в форме болгарского ополченца, никогда бы не подумал, что он способен рыдать, как ребенок.
Да и сам Константин Кесяков не помнил, когда ронял слезу. Разве что в день смерти матери.
Но вот настал час, и его первая дружина переправилась через Дунай. Берег наплывал, но Константину Кесякову время казалось вечностью.
Молчаливо сгрудились дружинники, замерли в ожидании. Толчок, и паром остановился, закачался на воде, подполковник прыгнул первым, ноги подломились в коленях. Сняв шапку, целовал землю. Грудь сжало, по щекам текли слезы.
Не стыдясь, плакали дружинники. Наконец подполковник поднялся, посмотрел на своих воинов:
— Братушки, мы дома, в своей кровью омытой Болгарии. Но прежде чем мы назовем ее свободной, многих не досчитаемся. Знайте, то будет святая смерть, дорогая плата за волю нашего народа. Пойдем же смело за нашими старшими братьями, русскими солдатами.
— Клянемся! — единым криком огласился дунайский берег.
Подполковник, смотрел на Систово, на зелень садов, белоснежные минареты над городом, купол православного храма и мысленно видел себя семнадцатилетним, когда он, Константин Кесяков, вместе с Любеком Каравеловым добирался в Москву, учился в университете и достиг звания магистра математики.
Но Болгария, многострадальная Болгария звала властно к борьбе, и он, закончив Константиновское военное училище, вступает на службу в Преображенский полк в чине поручика, связывается со Славянским комитетом, выезжает в Белград и Сербию, формирует болгарский легион. Своими глазами видел он, как расправляются османы со славянами.
Теперь Константин Кесяков — подполковник и командир первой дружины болгарского ополчения. Генерал Столетов попросил откомандировать к нему Кесякова, как только было принято решение о создании болгарского войскового соединения.
Последняя дружина покинула паром. Воины строились поротно. В голову колонны пронесли самарское знамя, полотнище полоскалось на ветру.
Подполковник вспомнил день, когда его вручали ополчению. Тогда Кесяков переводил дружинникам, о чем говорили самарские гости и присутствовавший при вручении главнокомандующий Дунайской армией.
А над Систово, над широким Дунаем, над ближними и дальними полями пронесся молчавший многие и многие годы колокольный перезвон. Из города встречать своих болгарских воинов, в строгом облачении, с хоругвями и иконами, шли священники, валил народ. Было торжественно и празднично.
Ворвавшись в Систово с драгомировской дивизией, поручик Узунов так и не успел как следует рассмотреть этот городок. Потому, едва ополченцы переправились через Дунай, Стоян приступил к знакомству с городом. Посмотрел развалины стен лагеря римских легионеров. Подивился множеству магазинчиков и торговых палаток. Городок-то не так велик. Походил по базарам. У каждого свое назначение: на одном лошадей продают, на другом — птицу или иную живность, а вот на третьем — вино бочками.
Болгары то и дело затрагивали Стояна, приглашали в гости. Систовцы всю теплоту своего сердца отдавали своим, болгарским войникам. Они зазывали дружинников в свои дома, пели вместе с ними родные песни, играла их музыка. Но была тишина в кварталах, где жили турки да те болгары, какие служили Порте или хотели походить на османов.
Стоян бродил зелеными улицами, вдоль плетней и заборов из булыжников, любовался каменными домами под красной черепицей. Дома попадались о двух, а то и трех ярусах, с балкончиками, за каменными оградами, увитыми виноградом. Долго стоял на центральной плошали, пораженный великолепием белого храма. Удивлялся, что турки его не разрушили. Ведь фирман[22] султана запрещал строить высокие церкви.
У причалов на Дунае тесно от складов и пакгаузов австрийского пароходного агентства. От порта мощеная улица, усаженная тополями и чинарами, потянулась вверх, в гору.
