Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.) - [42]

Чжан очень обрадовался, тут же написал две весенние строфы[140] и отдал их служанке.

В тот же вечер она снова пришла к Чжану и вручила ему изящный листок тонкой бумаги.

— Вот, барышня велела передать вам.

На листке были стихи под названием «Ясная луна в пятнадцатую ночь»:

Я жду восхода луны

   У западного павильона.

Легкий подул ветерок;

  Тихо дверь приоткрылась…

Тени цветущих ветвей

   Вдруг на стене колыхнулись.

Сердце мне говорит:

   Это пришел любимый.

Чжану показалось, будто он понял тайный смысл. Был четырнадцатый день второй луны. К востоку от флигеля, где жила семья Цуй, росло абрикосовое дерево. Взобравшись на него, можно было перелезть через стену.

И вот на следующий вечер Чжан влез на дерево и перебрался через стену. Он подошел к западному флигелю, дверь была приоткрыта. Служанка спала, и Чжан разбудил ее.

— Зачем вы пришли сюда? — вскрикнула Хун-нян в испуге.

— Твоя барышня в письме назначила мне встречу, — слукавил Чжан. — Пойди скажи ей, что я здесь.

Вскоре служанка снова появилась.

— Идет, идет! — повторяла она.

Чжан был полон тревоги и радостной надежды. Ин-ин действительно пришла. Она была одета скромно, держалась с достоинством и дала юноше суровую отповедь:

— Нет слов, вы, наш старший брат, оказали нам великое благодеяние. Вы спасли нашу семью! Поэтому моя добрая матушка и доверила вам своих детей, приказав нам лично выразить свою признательность. Зачем же вы прибегли к услугам бессовестной служанки и прислали мне непристойные стихи? Вы начали с того, что проявили благородство, защищая нашу семью от надругательства, а кончили тем, что сами нанесли мне оскорбление. Выходит, вы спасли меня от насильников, а сами предлагаете мне позор? Какая же разница между ними и вами? По правде сказать, я хотела утаить ваши стихи от моей матери, хотя прикрывать безнравственность грешно. А как показать их? Ведь это значило бы причинить неприятность человеку, сделавшему нам добро. Я собиралась послать вам ответ через служанку, но побоялась, что она не сможет передать вам моих истинных мыслей. Хотела прибегнуть к короткому письму, но вы могли бы неверно его истолковать. Вот почему я решилась и написала эти нескладные стихи. Мне надо было с вами объясниться. Я стыжусь того, что мне пришлось нарушить законы приличия, но единственно, чего я желаю, это — чтобы вы одумались и в будущем вели себя, как подобает мужу чести.

Сказав это, Ин-ин повернулась и ушла. Чжан долго стоял в растерянности. Наконец, совершенно убитый, он перелез через стену и вернулся к себе.

Прошло несколько дней. Как-то вечером Чжан в одиночестве спал на веранде: внезапно кто-то разбудил его. Вскочил в испуге, смотрит — перед ним Хун-нян. В одной руке у нее подушка, в другой — сложенное одеяло. Она слегка коснулась плеча юноши и прошептала:

— Идет, идет! Чего же вы спите?!

Положила подушку рядом с подушкой Чжана, накинула одеяло поверх его одеяла и ушла. Чжан долго сидел, протирая глаза. Ему казалось, что это сон, но все же он настороженно сидел и ждал. И вот пришла Ин-ин, поддерживаемая служанкой. Обаятельно застенчивая, обворожительно прекрасная, на вид такая истомленная, словно у нее не было сил двигаться, она ничем не походила на ту торжественно-строгую девушку, какой она была в прошлый раз.

В небе светила луна восемнадцатой ночи. Косые лучи ее, сияющие, как хрусталь, озаряли половину достели. Чжану, охваченному неописуемым восторгом, казалось, что его посетила небесная фея, а не простая смертная. Время летело незаметно. Вдруг ударил колокол в монастыре — близился рассвет. Хун-нян торопила девушку, и та, беззвучно рыдая, медленно удалилась, так и не сказав за всю ночь ни слова. Служанка поддерживала ее под руки. Чжан поднялся, в сомнении спрашивая себя: «Не сон ли это?» Когда наступило утро, он заметил следы белил у себя на плече; одежда хранила аромат духов, на постели еще блестели невысохшие слезы…

Дней десять от Ин-ин не было никаких вестей. И вот однажды Чжан начал слагать стихи в тридцать строк на тему «Встреча с небесной феей». Не успел закончить, как вдруг пришла Хун-нян. Он вручил ей листок со стихами, чтобы она передала их своей госпоже. С той поры Ин-ин стала встречаться с ним в своей комнате. Утром он тайком уходил от нее, а вечером крадучись снова пробирался к ней. Почти целый месяц длилось их счастье в западном флигеле. Когда Чжан спрашивал, что будет, если узнает ее мать, Ин-ин отвечала:

— Мне все равно! Я уже не в силах об этом думать! — и старалась прекратить разговор.

Но вскоре Чжану пришлось поехать в Чанъань. Он сообщил Ин-ин о своем отъезде. Она молча выслушала его, но печальный вид ее тронул бы любого. В две последние ночи перед отъездом Чжану не удалось повидаться со своей возлюбленной. Так он и уехал на запад, не простившись с ней.

Прошло несколько месяцев. Чжан снова приехал в город Пу. Встречи его с девушкой возобновились.

Ин-ин была превосходным каллиграфом и отлично владела литературным слогом. Но каждый раз, когда Чжан просил ее что-нибудь сочинить для него, она отказывалась. Он пробовал своими стихами вызвать ее на ответ, но напрасно. Она тем и отличалась от других, что, обладая замечательными талантами, делала вид, что ничего не умеет; будучи красноречива, редко вступала в разговор; питая глубокие чувства к Чжану, не выражала их в словах. Когда сильная тоска охватывала ее, она умела казаться безразличной, и выражение радости или гнева редко появлялось на ее лице.