Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [93]

Процессия двигалась далее. У входа во дворец стояли несколько сот слуг и комнатных дворян (круглецов). Двери аудиенц-залы охраняли восемь огромных стражников с суровыми, мужественными лицами. Они были одеты одинаково и даже походили друг на друга, словно родственники. У всех подбородки были гладко выбриты, и только длинные усы висели ниже лица.

Кафтаны на них были суконные, белые, отороченные белым мехом и обшитые в три ряда белым серебрянным галуном. Они держали на плечах огромные бердыши из полированной стали с серебрянными украшениями; высокие медвежьи шапки, обвитые спирально золотыми цепями, концы которых падали на плечи, дополняли их наряд.

Впереди посольства шёл с жезлом в руках обер-церемониймейстер, и за ним — четверо герольдов. Взойдя в тронную залу, он доложил о прибывших и остановился в ожидании приказа ввести посольство.

Витовт махнул рукой в знак согласия, двери в залу отворились, и трое рыцарей, сопровождаемые блестящей свитой, вошли в зал.

Великий князь сидел на троне — высоком, украшенном богатой резьбой и позолотой кресле. Рядом с ним стояли четыре пажа в белых одеждах, по два с каждой стороны, а далее на стульях восседали его старшие советники и секретари.

Марквард Зальцбах твёрдой и решительной поступью взошёл в зал, и остановившись в шагах в десяти от трона, поклонился великому князю и сказал внятно и громко по-немецки.

— Державному и могущественному королю Литвы и Руси от имени гроссмейстера, великого маршала и всей орденской братии мир и привет, здравие и долгоденствие.

— Благодарю светлейшего гроссмейстера, великого маршала и всю благородную братию ордена, — сказал Витовт, поднимаясь с трона и делая два шага вперёд, — на привет и пожелания. И желаю им того же.

— Ещё повелел мне могущественнейший, благороднейший брат во Христе, гроссмейстер Ульрих фон Юнгинген, передать вашему королевскому величеству это собственноручное письмо.

С этими словами Марквард Зальцбах взял из рук стоявшего рядом с ним пажа свиток в золотом футляре и с поклоном подал великому князю.

— Принимаю и поспешу с ответом, — отвечал, взяв свиток и передавая его пажу, великий князь, — а теперь, доблестный рыцарь, прошу откушать моего хлеба-соли и выпить чару вина.

Аудиенция была кончена. Маркварду не удалось сказать более ни слова. Великий князь дал знак рукою, и церемониймейстер повёл посольство и их свиту в зал, где был накрыт парадный обед.

Конечно, обед этот был только одной проформой, так как есть что-нибудь в полном рыцарском вооружении было очень трудно, но зато здравица следовала за здравицей и гости пили и за короля — великого князя Литвы и Руси, и за гроссмейстера, и за великого маршала, и за послов.

Крепок литовский мёд. Велики литовские чаши и турьи рога. В голове послов шумело, когда они возвращались в свои покои. Но этим ещё не были исчерпаны празднества этого дня. Великий князь после трапезы сам лично пригласил рыцарей к себе на вечерний пир, шутя прибавив:

— Только прошу без лат и без оружия. В стенах моего замка я отвечаю за вашу безопасность.

— С воцарением вашего величества безопасность царит во всей земле литовской, — находчиво ответил Марквард, — но, ваше величество, простите, устав рыцарский запрещает нам являться без мечей!

— Что же говорить о мечах? Меч есть знак и клейнод для воина, я говорю о латах. Впрочем, если устав орденский…

— О, нет, ваше величество, латы останутся дома. Нашим щитом будет только слово вашего величества.

Глава XXIX. Пир

Весь замок великокняжеский сиял огнями. Все вельможи, бояре, главные начальники войск и многие из выдающихся витязей, без различия национальностей, давно получили от великого князя приглашение быть с женами и дочерьми на празднестве, устроенном великим князем по случаю дня именин его супруги, великой княгини Анны.

Женщины, для которых подобные общеувеселительные собрания были чрезвычайной редкостью, с лихорадочной деятельностью принялись за приготовление костюмов, достойных такого важного случая.

Русские боярыни, по обычаю, явились в длинных сарафанах, с прозрачными фатами на лицах. Литовские и польские дамы, напротив, щеголяли не только открытыми лицами, но даже обнаженными плечами. Платья их, шитые золотом и серебром, отличались вычурностью покроя и массой бесценных кружев, перемешанных с жемчугом и золотыми сетками. Наряды русских боярынь и боярышень, хотя столько же драгоценные, казались гораздо невзрачнее и скромнее, да и сами владетельницы не отличались большой подвижностью. Войдя в обширный зал и, отдав поклон княгине Анне и великой княжне Раке Витовтовне, они чинно садились вдоль стен.

Великая княгиня, несмотря на преклонный возраст сохранившая на лице остатки чудной красоты, была тоже в русском платье, но только с открытым лицом. Фата её, из прозрачной индийской ткани, была закинута за плечи. Рядом с ней сидела девушка ослепительной красоты, тоже в русском костюме, тоже с отброшенной назад фатой. Это была дочь великого князя, княжна Рака, или, как звали её католики, Урака.

Давно уже витязи и князья соседних народов добивались чести назвать грозного владыку литвинов своим тестем, но Витовт предоставил выбор жениха дочери, и сердце её ещё ни разу не билось при виде молодых красавцев. Её, как и её родителя, особенно прельщала слава воинских подвигов, она готовилась отдать своё сердце и руку только герою!