Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [88]

Непосредственно за конными стояли пешие панцирники, которые делились на лучников, мечников и бердышников. Затем шли охотники; это были люди, вооружённые чем попало, но, по большей части, у них за поясом были обыкновенные топоры, а в руках — свалуги или сулицы, т. е. окованные железом палки или дубины.

Подобная дружина (знамя или хоругвь) всегда в литовском войске строилась по стародавнему обычаю — «клином вперёд» т. е. лучше вооружённые, а тем более конные витязи становились в голове клина, за ними стояли лучшие пешие воины, так называемые предзнаменники. Флаги у литовских полков все были одинаковы; они различались только цветом поля, а изображение было одно и то же: герб Литвы «Погоня», т. е. всадник на коне. В Польше каждая хоругвь (знамя) имела свой герб, по гербу предводителя или по народности, или, наконец, по гербу того вельможного пана, за чей счёт она собиралась и вооружалась.

Но эти дикие сыны лесов не хотели ни понимать, ни допускать у себя какого-либо строя, ни принять какого бы то ни было иного вооружения, кроме своих громадных сучковатых дубин громадного веса и длины, которыми они с одного удара убивали тура или зубра. У некоторых из них были самодельные луки с тонкими стрелами; но хотя луки по упругости были неизмеримо сильнее татарских и польских, острия стрел, изготовленные из рыбьих костей и, в самом лучшем случае, из какого-нибудь случайно попавшегося железного гвоздя, были безусловно безвредны человеку, одетому в какие бы то ни было латы. Они, кажется, сами это сознавали, и, за неимением металла, делали самодельные панцири и щиты из верёвочных циновок, вроде теперешних половиков, с той разницей, что верёвки были льняные, чрезвычайно крепко скручены и затем сплетены. Подобные брони одно время употреблялись и в московских войсках и назывались бахтерцы, но скоро были заменены железными и медными нагрудниками и колонтарями.

У их предводителя Одомара вооружение нисколько не было лучше его богатырей; только голову прикрывала железная шапочка на меху — «ерихонка», как её тогда называли, но и она, по общему обыкновению, была прикрыта огромной головой рыси, шкура которой ниспадала на плечи и спину богатыря, да огромная дубина его была в несколько рядов окована полосками железа.

Когда, уведомлённый о прибытии нового союзника, князь Вингала полюбопытствовал отправиться в стан пришёльцев, он, несмотря на свою отчужденность от всего, что могло казаться иноземным новшеством, был изумлён и даже испуган видом этих дикарей, пришедших из неведомых дебрей непроходимых литовских лесов.

— Кто ты, во имя громовержца Перкунаса?! — воскликнул он, с изумлением оглядывая предводителя дикарей, — не сам ли Альцис, пришедший на землю[80]?

— Я князь Одомар, покорный веленью богов пришёл сюда со всем моим народом, на помощь князю Вингале-Эйрагольскому.

— Я князь Вингала! — воскликнул князь и протянул руку, но дикарь не сразу поверил. Он с недоверием смотрел на хотя относительно крупную, но по сравнению с ним тщедушную фигуру старого князя.

— Ты — князь Вингала?! — переспросил он, — почему же боги обидели тебя ростом и дородством? А я думал видеть в тебе другого Ишминзаса! Ну всё равно, будем друзьями и братьями, — и страшный дикарь трижды облобызался с Вингалой.

— Пойдём ко мне в замок! — уговаривал его князь Эйрагольский.

— Что я там не видал? Разве твой замок просторней этого леса, разве твои башни выше этих сосен? — отвечал Одомар. Отцы и деды наши не знали стен и запоров, лес — наш кормилец, лес — наш замок. Помнишь, что говорит богиня Медзиойма[81]? Литва живёт в лесах! Истребите леса — не будет Литвы. Истребляйте, истребляйте!

— Я и так поднял меч, чтобы уберечь леса моей родины, богов моих отцов и дедов, священных криве и сигонт! — отозвался Вингала.

— Коли так, покажи мне, где живут эти дровосеки, покажи, моя сулица переведается с ними! — вскричал дикарь и грозно взмахнул страшной дубиной над головой, — говори, говори, где эти дровосеки!?

Да, кругом звучало, звенело, дрожало в воздухе, и во всех сердцах одно могучее, всесильное, неотразимое слово: Война! Война! Война!

XXVIII. Рыцарское посольство

Проводив короля польского и отправив гонцов и посольства, Витовт возвратился в Вильню, где у него были громадные склады оружия, одежды и всякого воинского снаряда. Сюда стали один за другим прибывать ответы от соседних полунезависимых государств, от удельных князей, от Пскова и Новгорода. Большая часть удельных и даннических князей приехали лично, чтобы переговорить о времени и сборе дружин; не было ни одного, кто не откликнулся на призыв великого князя литовского.

Страшное поражение, понесённое ими десять лет тому назад на берегах Ворсклы в бою с татарскими полчищами Эдигея, принесло также и свои хорошие плоды для единовластия Витовта. Более 70 удельных князей пали тогда в битве, многие уделы остались без владык и перешли к великому князю; многие, бывшие самостоятельными князьями, стали в отношение даннических, словом, это страшное поражение вместо того, чтобы сокрушить мощь великого собирателя Русско-Литовских земель, ещё более укрепило её!