Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [80]

Шрифт
Интервал

— Но ведь этот суд будет только отводом глаз, предлогом протянуть время. Пройдёт зима, с весной станут собираться дружины, и по боку всех третейских судей!

— А как же моя клятва? — нерешительно спросил король.

— Суд может приговорить, но кто же может заставить тебя исполнить приговор?! Наконец, на всякий суд есть протест. Время-то и пройдёт, а там — что решит меч и милость Божья.

— По молитве святого Станислава! — добавил король.

— Теперь, кажется, все пункты определены? — спросил Витовт.

— Определены, одного только не указано: кто командует всем великим соединенным воинством? — заметил Ягайло.

— Разве об этом может быть речь? Тебе, королю и старшему Ольгердовичу принадлежит эта честь, — отвечал, не колебаясь, Витовт. Он знал, что ничем так нельзя подвинуть короля на уступки, как польстив его гордости.

— Принимаю как великую честь, но кому же как не тебе, герою и сыну героя Кейстута вести войска в смертный бой!

Братья обнялись.

— Назначь себе под руку для польских знамён краковского мечника Зындрама, он человек великого духа и мощи богатырской, — сказал Витовт.

— Кого же больше, это лев малопольский, каким был только великий Спытко! — воскликнул Ягайло. — Ах, если бы он мог вернуться, мой храбрый Спытко. Жена его всё ещё ждёт, что вот-вот он вернется из плена! Но кто же у тебя под рукою воеводами?

— Жмудь поведёт брат Вингала. У него треклятые немцы дочь украли, держат в тесном плену, жива ли — не знаю.

— Знаю его, один стоит целого знамени.

— Смоленские и стародубские полки поведёт князь Давид Смоленский. Воин храбрый, честь и краса всех Святославичей смоленских[76]. Брестские знамёна, литовских татар и псковских лучников поведёт воевода Здислав Бельский.

— Тот самый, который поклялся повесить двенадцать рыцарей на воротах своего замка? — улыбнулся Ягайло.

— Тот самый, муж опытный и в бою, и в совете. Татар поведёт сам султан Саладин и его племянник, молодой мирза Туган. Я в жизнь не видал такого удалого чертёнка. — тут Ягайло сплюнул и перекрестился.

— Поверишь, без оружия, с арканом выходит на панцирника. Я в Вильне пример делал, обещал свободу и пять коп грошей пленным «крестовикам», так ни один не усидел в седле и пяти минут. Сотню бы таких — и конец рыцарству!

— Не ты бы говорил, поверить бы не мог! — воскликнул Ягайло, — как может юноша без оружия свалить рыцаря с коня?!

— Увертлив как кошка, поглядишь, будто змея какая-то вьётся кругом железного болвана, в один миг аркан накинет, и рыцарь летит вон из седла!

— А нельзя ли мне видеть эту потеху, этот турнир?

— Нет ничего легче, но я боюсь, чтобы об этом не заговорили. Против аркана есть только один способ, — проговорил нерешительно Витовт.

— Какой же? — с любопытством спросил король.

— Короткий острый нож. Меч тут бесполезен! Пока немцы не узнали оружия, им и в голову не придёт искать противодействия!

— В таком случае, разглашать не надо. Неожиданность — лучший помощник в бою. Теперь, кажется, всё. Мне пора к исповеди в церковь, — услыхав звон к вечерне, заговорил быстро Ягайло.

— Подписать договор? — спросил Витовт.

— Нет-нет, не теперь. Служба Господня не ждёт. Проводи меня, дорогой братец в каплицу, — и уже не слыша ничего, не обращая внимания на подканцлера, стоявшего перед ним с написанным свитком договора, он быстро пошёл к двери, шепча латинскую молитву, крестясь и целуя свою реликвию.

Витовт поневоле должен был следовать за ним и терпеливо ждать, пока длится вечерня, исповедь и причастие дарами.

Наконец все требы были исполнены. Король снова заперся с Витовтом и подканцлером. На этот раз он не колебался и, три раза поцеловав свою реликвию, вывел на свитке какую-то продолговатую каракулю, долженствовавшую изображать «Владислав II, король польский». Витовт тоже подписал, а подканцлер скрепил документ своей подписью и приложением малой королевской печати.

Окончив это важное дело, Николай Тромба встал, отдал низкий поклон обоим государям и остановился, не имея права заговорить по этикету, пока его не спросят.

— Говори, — сказал Ягайло, зная уже манеры своего подканцлера, который был в то же время и капелланом[77].

— Дозвольте государи мне, недостойному рабу, просить одной великой милости!

— Говори, в чём дело? — в один голос спросили Витовт и король.

— Дозвольте мне на свой счёт нанять 500 наёмных воинов и привести своё знамя к общим войскам!

— Наёмные дружины, — в нерешимости заметил Ягайло, — что скажут мои земские паны, как они посмотрят на наёмщиков?

— Государь, — осмелился возразить подканцлер, — не все епископы и воеводы выставят знамёна, многие откупятся деньгами, на деньги можно найти в Чехии прекрасных бывалых солдат, они только ждут нанимателей. Не поспеете нанять вы, ваше величество, наймут враги ваши. А наёмный солдат — самый лучший, он победит — ему платят побеждённые, он будет побит, ему никто не заплатит!

— Разумна речь твоя, пан Николай! — воскликнул Витовт.

— Так разумна, — добавил король, — что не только дозволяю тебе нанять 500 воинов, но если мои паны Рады согласятся послать нанимать войска, тебе только одному отдам я их всех под начальство!

— В таком случае, государь, мне остаётся только поблагодарить ваше величество за величайшую милость; у меня под знаменем станет не менее людей, чем у любого хорошего гетмана! — в восторге воскликнул пан Тромба.


Рекомендуем почитать
Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.


Вершины и пропасти

Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.


Известный гражданин Плюшкин

«…Далеко ушел Федя Плюшкин, даже до Порховского уезда, и однажды вернулся с таким барышом, что сам не поверил. Уже в старости, известный не только в России, но даже в Европе, Федор Михайлович переживал тогдашнюю выручку:– Семьдесят семь копеек… кто бы мог подумать? Маменька как увидела, так и села. Вот праздник-то был! Поели мы сытно, а потом комедию даром смотрели… Это ли не жизнь?Торговля – дело наживное, только знай, чего покупателю требуется, и через три годочка коробейник Федя Плюшкин имел уже сто рублей…».