Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [78]

— Пора, брат и друг мой, — воскликнул Витовт, — сбросить нам иго дерзких пришёльцев. Поморье, Новая Мархия, Прусские земли — искони колыбель Литовская! Жмудь, несчастная Жмудь! Что они с ней сделали?! Жилища спалены пожарами, нивы стоптаны, люди перебиты. Дубиса три дня кровью текла. Ужасно! Ужасно! Нет, пусть я сам погибну, пусть лишусь престола и жизни, но не будет больше крыжак хозяйничать в моей Литве.

Витовт говорил искренно, он не умел, подобно своему брату, актёрствовать, и рыдания душили его.

— А разве мои земли лучше ограждены от нашествия презренных грабителей? Они золотом и подкупом смущают глупых Пястовичей, и те продают им участки за участком. Они вторгаются в моё государство с законными, а то и подложными нотариальными актами в одной руке и с мечом — в другой. Глупая лапотная шляхта Великой Польши не хотела до сего дня понимать, кто им враг, кто друг, и смотрела на малополян хуже, чем на крыжаков! Для них я был кто? Не польский король, а король в Кракове, не больше. Но я сбил им эту спесь, теперь я законный король единой, неразрывной, нераздельной Польши. И я предлагаю тебе, мой брат и друг, неразрывный союз на одного общего врага — немцев-рыцарей! Пусть что хотят говорят глупые Пястовичи, и мудрые шляхтичи Великопольские, один у нас общий враг — немец. Давай же руку, союз на жизнь и смерть!

— На жизнь и смерть! — повторил громко Витовт и с восторгом протянул свою руку Ягайле.

— Вот теперь, брат и друг, когда мы сговорились в главном, когда надо только записать когда и куда двигать войска, вот теперь нужно бы призвать человека грамотного и не болтливого, чтобы он всё записал нам для памяти. Только вот что, дорогой брат, тебе хорошо, ты на всех языках сам грамоту знаешь, а ведь я этой мудрости не обучен, так писать-то надо по-русски, а то мой чтец и ближний советник Николай Тромба не разберет, пожалуй и мне переврет.

— На что же лучше, пусть он сам и записывает, коли ему тебе читать придётся.

— Вот этим ты меня превыше всего одолжил, я верю в этого разумного человека, он ни одного слова не скажет не подумавши и из дому не выходит, не прослушав двух обедень!

Последняя аттестация не очень понравилась Витовту, но выбора не было, и он согласился пригласить на первый военный совет Николая Тромбу, коронного подканцлера, с которым ему приходилось и прежде сталкиваться и на войне, и в совете. Муж ума проницательного, литвин душою, но царедворец до мозга костей, Николай Тромба подражал во всём своему повелителю и успел заслужить его полное доверие! И, что всего важнее, ни разу не обманул его!

— Я согласен, пан Николай — муж войны и совета, — сказал Витовт.

— И вернейший сын святой римской церкви, — добавил король. — Он всё у меня в Авиньон просится, да я не пускаю, он и пишет, и читает за меня!

Подойдя к двери, Ягайло отодвинул засов и дважды ударил в ладоши; тотчас же на пороге явился подканцлер и низко поклонился обоим монархам.

— Пан Николай, — обратился к нему Ягайло, когда дверь была заперта и он уселся рядом с Витовтом за дубовый стол, покрытый чёрным сукном. — Я избрал тебя, именно тебя одного, чтобы присутствовать на нашем великом тайном совете. Каждое разболтанное слово может стоить нам королевства, а тебе — головы! Понял?

— Понял, государь, — отозвался подканцлер с поклоном, — Николай Тромба и по отцу, и по матери — кровный литвин, если бы ему вытянули все жилы треклятые крыжаки, он бы не промолвил ни слова!

— Верю твоему боярскому слову, — отвечал Витовт, — а доверие брата и короля к тебе давно известно. Дело, совершаемое здесь, великой важности. Заключаем мы — он — король на Кракове, на Гнездно и на всей Малой и Великой Польше, и я — великий князь Литовский, Киевский и Русский, великий нерасторжимый союз против единого нашего злокозненного врага, ордена рыцарей-крестоносцев и клянёмся всевышним Богом.

— И святым Станиславом, патроном всей Польши, — перебил Ягайло.

— Не положить меча до полного низложения врага, до сокрушения ему зубов и вырывания когтей!

— Амен! — добавил Ягайло и перекрестился.

— Прикажете записать? — спросил покорно Тромба.

— Пиши, что клянёмся крестом и Евангелием не отступать от союза до полного сокрушения врагов.

— Не забудь прибавить, что я клянусь святым Станиславом и великой реликвией, присланной мне святейшим отцом Папой, — добавил Ягайло.

Тромба сел на край табурета, подвинул его к столу и начал мелким полууставом выводить хартийный столбец под юсами и титлами.

Несколько минут длилось молчание. Витовт что-то обдумывал, Ягайло достал образок из-за пазухи, читал шёпотом молитву, крестился и целовал реликвию.

— Написано, — почтительно доложил Тромба.

— Пиши: и даём мы на общее дело и братский союз каждый, — диктовал Витовт, — по, — он остановился, — по сколько знамён?

— По столько, по сколько поможет собрать Господь-Вседержитель, — определил Ягайло, — и дозволит скарб!

— Нет, не так, брат и король: по сколько есть в маетностях у нас храбрых воинов, по сколько есть скарба королевского, великокняжеского и панов родовитых, по сколько найдётся верных сынов родной земли! Все пойдём, все ляжем костьми за родную землю!