Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [104]

Слова опытного товарища, бывавшего в рыцарских походах, казалось, вполне убедили герцога, он ласково взглянул на свою пленницу.

— Ну, хорошо, моя красавица, я позабочусь о твоей участи, а пока мой оруженосец проводит тебя ко мне на квартиру. Там ты будешь в безопасности.

Вендана очень обрадовалась этому предложению, которое освобождало её от ненавистных крыжаков, и тотчас направилась к двери вслед за оруженосцем герцога.

Она покидала кров графа Брауншвейга, где вынесла столько глумлений и оскорблений, чтобы идти за новым господином, сразу завоевавшим все её симпатии. Она низко на прощание поклонилась герцогу и, гордо подняв голову, не удостоив никого из присутствующих ни словом, ни взглядом, вышла из комнаты.

— Не поздравляю я благородного герцога с новым приобретением, — с плохо скрытой досадой проговорил граф Брауншвейг. — Много же крови она ему испортит.

— Пусть так, — возразил герцог, смеясь, — я буду обращаться с ней не как господин, а как равный, как приличествует угодливому кавалеру. Вот мне и развлечение в долгие дни ожидания похода.

— Смотрите, благородный гость, не поддайтесь её чарам: литовки, и в особенности из-под Эйраголы, — все волшебницы, она заколдует вас, зачарует.

— О, я и этого не боюсь. Я боюсь только чар любви, но и от них у меня есть талисман, священнейшая реликвия, которая меня никогда не оставляет, — он показал на золотой медальон, висевший на роскошной золотой цепи.

— Что это? Что это? — зашумели кругом гости. — Какая реликвия? Откуда?

В то смутное время фанатизма и неверия уважение ко всевозможным реликвиям достигло высшего предела. Не было рыцаря, у которого не было бы нескольких талисманов, амулетов или реликвий со святыми мощами.

— Да, господа, у меня на груди великая реликвия, и я отдам её только вместе с жизнью. У меня возьмут её только после моей смерти!

— Покажите, покажите, — стали приставать все гости. Но герцог был неумолим. Возбудив до чрезвычайности любопытство всех собутыльников, он вдруг сделался совершенно серьёзен и даже спрятал медальон за борт своего колета, как бы давая этим знать, что не хочет и говорить об этом предмете.

Во всё время этого оживлённого спора граф Брауншвейг, который теперь, после громадного проигрыша и эпизода с княжной, вдруг почувствовал сильнейшую злобу к счастливому красавчику-французу, угрюмо молчал и только изредка подносил к губам чашу с венгржиной.

Ему во что бы то ни стало захотелось позлить и унизить своего счастливого соперника.

— А я заявляю, — резко перебил он общий разговор, — что благородный герцог только смеётся над нами. И если он не хочет показывать нам своей реликвии, значит, он сам стыдится её.

И герцог вспыхнул: он понял вызов, брошенный надменным рыцарем.

— О, в этом легко убедиться, — весело воскликнул он, — говорят, что на днях будет большой рыцарский турнир.

— Правда! Турнир назначен через три недели, — отозвался Эйзенштейн, — но что же общего между турниром и священной реликвией?

— Очень много. Слушайте же, благородные господа меча, я, герцог Валуа, маркиз Сен-Рок, граф Бомон-Нанси, пэр Франции, гранд первого класса Арагонии и Кастилии, кавалер ордена Золотого Руна, объявляю всем, что я готов на этом турнире копьём и мечом, конный и пеший, поддерживать и утверждать, против всех и каждого, что моя реликвия неизмеримо выше всех других, кем бы то ни было носимых.

— Я принимаю вызов, благородный герцог! — быстро выступая вперёд, воскликнул граф Брауншвейг.

— И я, и я! — отозвались Эйзенштейны и один из присутствующих, Ульрих Швальбах, немец громадного роста и силы.

— Я должен дать реванш благородному графу, — с той же улыбкой ответил Валуа, — но об одном прошу вас, благородные господа: не счесть моего вызова за обиду, не считать меня врагом вашим и помнить, что бой на турнире допускается не только между друзьями, но даже между братьями!

— Так, это верно, это верно! — заговорили гости, — и снова принялись за кубки. За вином снова следовали кости, но игра уже не клеилась. После громадного проигрыша графа Брауншвейга никто не решался сразиться со счастливым герцогом, а сам Брауншвейг задумал другой, более верный план отыграться от герцога и вернуть проигрыш. По законам рыцарства, он имел право сорвать с побеждённого самую дорогую вещь. Таинственный талисман — реликвия герцога — теперь не давал ему покоя, завладеть им теперь стало его пламенной мечтою. Случай представлялся к тому незаменимый.

Он не сомневался в своей победе на турнире над молодым красавчиком-французом. Талисман, таким образом, мог стать его законной добычей.

Немцы-рыцари во всех делах держались формальной законности!

Глава II. Немецкая измена-предательство

На другой же день весь Марбург (Мариенбург), или вернее, весь орденский капитул знал о крупнейшей игре, которая шла ночью у графа Брауншвейга, и о громадном выигрыше герцога Валуа, но монахи-рыцари, собравшись к обедне, в соборный храм, делали вид, что ничего не знают, и с замечательным усердием клали земные поклоны, смиренно перебирая четки. Великий магистр отлично знал всё, что происходило ночью у графа Брауншвейга, но, сам страстный любитель женщин, вина и игры, не сделал ни малейшего замечания виновникам, благо они произвели оргию не в стенах монастырского замка, а в пригородной слободе, и самый пир не сопровождался публичным скандалом.