Грушевая поляна - [47]
– Ну, давай, парень! Будь молодцом!
Ираклий и Лела наскоро обнимаются – без слез, без слов.
Джон подхватывает компактный черный чемодан на колесиках, заходит на эскалатор, широко улыбается и машет стоящим внизу. Ираклий и Дебора следуют за ним, Дебора тяжело шагает по ступенькам, ее массивные ягодицы дрожат, кажется, что у нее сейчас отвалится бедро, но обходится без происшествий. Джон, Дебора и Ираклий едут наверх.
Они добираются почти до самого верха, как вдруг Ираклий обходит Дебору и торопливо бежит вниз по эскалатору. Пассажиры в смятении, какая-то молодая женщина от неожиданности роняет сумку.
– John, John… Irakli, Irakli… – испуганно вскрикивает Дебора.
Дебора провожает беспомощным взглядом Ираклия, который, пробившись сквозь толпу, спрыгивает с эскалатора, проходит мимо обомлевших провожатых и устремляется куда-то размашистым твердым шагом.
– Наверное, его тошнит! – говорит Лела и бежит вслед за Ираклием.
Цицо и Мадонна стоят, потеряв дар речи.
Американцы спускаются со второго на первый этаж аэропорта. Внизу их окружают Цицо, Мадонна и Темур. Лицо у Джона багровое, оскорбленное, Дебора бледная, чуть растрепанная.
– Кажется, он побежал в туалет, его тошнит, – говорит Цицо, – нервничает, в этом все дело.
Мадонна переводит ее слова и еще много чего добавляет от себя, вероятно, чтобы успокоить Дебору и Джона.
– Давайте отойдем в сторонку, мы неудобно стоим, – говорит Темур растерянной компании.
В этот момент, словно из ниоткуда, появляется угрюмый Шалва, который за весь день не произнес ни слова, и сообщает, будто пришел его черед продемонстрировать благородство:
– Пойду поищу их.
Шалва вскидывает густые, сросшиеся в линию брови, поддергивает брюки, степенно отходит и смешивается с пестрой толпой.
Лела настигает беглеца у двери туалета. Ираклий стоит как вкопанный, словно у него отнялась память и он не знает, кто он такой, чего хочет и зачем тут оказался.
– Пацан, ты рехнулся?
Ираклий молчит.
– Тебя тошнит?
– Нет, – говорит Ираклий.
– А куда ты умчался? У людей чуть сердце не разорвалось. Смотри не обосрись. – Лела толкает Ираклия спиной к стенке и глядит ему прямо в глаза. – Шевели ногами, и когда мы подойдем к ним, кто бы они там ни были, твои родители или не знаю кто, скажи «Ай эм сорри», понятно?
Ираклий молчит.
– Пацан, ты слышал? Или дуй в уборную и проблюйся хорошенько, если тебя правда тошнит, или шевели ногами!
– Не хочу уезжать! Не хочу в Америку! – выкрикивает Ираклий со всей накопившейся за несколько дней горечью, морщится и плачет без слез, точно те застряли у него в горле и превратились в уксус.
Размахнувшись, Лела закатывает Ираклию крепкую оплеуху. Ираклий отлетает на стену, садится на корточки и разражается плачем. Неожиданно на Лелу бросается Джон, хватает за руку выше локтя и разворачивает к себе. Лела смотрит на Джона и не может понять, чего хочет этот человек. Джона будто подменили: куда и девалась его приветливая улыбка. Он трясет Лелу и что-то возмущено выкрикивает ей в лицо. К ним подходят остальные провожающие.
– От меня-то он что хочет? – спрашивает Лела Мадонну, которая пытается успокоить Джона.
Тот выпускает локоть Лелы, возмущенно объясняет Мадонне, что Лела посмела ударить Ираклия, потом подскакивает к Цицо, устремляет на нее указательный палец и, судя по интонациям, в чем-то ее обвиняет. Лицо директрисы покрывается красными пятнами, она не сразу находит, что ответить, но потом ее терпение лопается, Цицо странно наклоняет голову, вздергивает подбородок и выкрикивает по-грузински:
– Я вам говорила, нет смысла куда-то увозить такого взрослого ослика, а вы мне не верили!
Дебора подходит к Ираклию, который сидит на корточках, уткнувшись лицом в колени.
– Irakli. – Она кладет руку ему на плечо и с трудом присаживается рядом.
Дебора делает знак Мадонне, она подходит к ним, наклоняется, поскольку присесть не может, и переводит:
– Она спрашивает, что с тобой. Не стесняйся, если тебя тошнит, ничего страшного. Сходи в туалет и закончи свои дела. Потом оклемаешься. Если хочешь, Лела пойдет с тобой, или выйдем на улицу. Пока еще у нас много времени, говорит…
Ираклий поднимает голову, смотрит заплаканными и покрасневшими глазами на Дебору и выкрикивает ей в лицо:
– Не хочу в Америку! Не хочу в Америку!
Мадонна отшатывается. У Деборы дрожит подбородок, она смотрит на Мадонну, дожидаясь, пока та переведет эти слова.
– What did he say? What did he say about America?
– Nothing! – отрезает Мадонна и каркающим голосом произносит, глядя на Ираклия сверху: – Пацан, не позорь меня перед этими людьми. Замолчи, встань и ступай за ними следом, больше ничего от тебя не требуется. Тебе всего-то надо зайти в самолет, а когда ты из него выйдешь, будешь уже совсем в другом месте. У тебя будет хорошая жизнь. Всего у тебя будет вдоволь. А насильно тебя никто никуда не повезет.
Ираклий вскакивает, достает из висящей на шее сумочки свой паспорт, бросает на пол, как джокера на карточный столик, и молча уходит.
– What did he say? He doesn’t want to come with us? – со слезами допытывается Дебора.
Темур помогает Деборе подняться.
– Успокойтесь, калбатоно Дебора, – говорит Темур, и Цицо кажется, что ее муж гладит американку по пухлой белой ладони.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.