— А поесть-то когда? Обещали же!
— Спрашиваем мы! — прикрикнул на него Трясогузка. — Давай, Мика! Продолжай!
Мика хлюпнул носом и спросил:
— Отец и мать есть?
— Нету! — горестно ответил цыганенок.
— А где они?
— Колчаковцы…
Голос у цыганенка сорвался. На глазах навернулись крупные слезы.
— Звать как?
— Гаврюха Спицын.
— Цыган? — вмешался в допрос Трясогузка.
Цыганенок сердито сверкнул глазами.
— Попрошайничать для вас не буду!
— Никак обиделся? — удивился Трясогузка. — А ну-ка, Мика, разъясни ему!
Мика деловито откашлялся.
— В нашей армии так: кто ты — все равно! Хоть цыган, хоть как у Пушкина — финн, тунгус или калмык! Лишь бы не белый. И не трус!
— А Цыган, — добавил Трясогузка, — это твоя кличка будет! У нас так положено!.. Принимаем тебя в армию!
— А поесть? — снова спрашивает Цыган. — Я дня три…
— Иди за нами! — прервал его Трясогузка. — И запоминай наш устав!.. Давай, Мика.
Мальчишки пошли вдоль берега. Мика заговорил как по писаному:
— У нас армия, а не шайка! И ты теперь боец армии Трясогузки! Без приказа ни шагу! За измену — смерть! Воровство и всякий грабеж — отменяется! У нас склады продовольствия! Еды хватит до самой до коммунии!
— До чего? — не понял Цыган.
— До коммунии! — повторил Мика. — Когда Ленин скажет: Все, товарищи! Езжайте кто куда хочет! Хоть на Черное море, хоть в Крым, хоть на Кавказ! И ешьте — что хотите! Хоть ананасы! А их там…
— Ты об уставе давай! — одернул его Трясогузка. — Об ананасах потом…
Они подходят к старому пепелищу. Светит луна. На перекладине, образующей ворота, — остатки когда-то броской надписи: «Купец Зу…» Торчат стояки дымоходных труб.
Трясогузка вытаскивает из развалин флаг с надписью: «Армия «Трясогузки», разворачивает его и приказывает Цыгану:
— Поклянись на знамени!
— А почему оно белое? — спрашивает Цыган. — Вы же за красных!
— А ты читай! — сердится Мика и поворачивает полотнище той стороной, на которой написано слово «красный». — У нас этого батиста — рулоны, а красной материи нигде нету.
— Клянись! — повторил Трясогузка.
— А как?
— А так: если что сболтнешь — гроб тебе сосновый! — говорит Мика. — А если струсишь — гроб осиновый!
— Вот те крест — не сболтну и не струшу! — клянется Цыган.
Мальчишки перелезают через обгоревшие бревна и остатки стен. Трясогузка подползает под какую-то балку рядом с печной трубой. Мика и Цыган ползут за ним.
Вспыхивает спичка, загорается свеча, освещая облицованный камнем подвал. Видны какие-то мешки, ящики, бочки, рулоны. Один ящик взломан. В нем поблескивают консервные банки. Из распоротого мешка торчат конусообразные головки сахара.
Цыган смотрит на это богатство, раскрыв рот. У него дух захватило от этого изобилия.
— Это… чье?
— Моей армии! — гордо говорит Трясогузка.
— Все?
— Все принадлежит моей армии!
— А сколько в армии… едоков? — с тревогой спрашивает Цыган.
— Едоков! — передразнивает его Трясогузка. — В армии бойцы, а не едоки!.. Ты третий будешь…
— Это… все… на троих?
Цыган схватил гитару, ударил по струнам, выбил ногами чечетку.
Потом отбросил гитару, поднял над головой свечу, прыгнул на ящик, с него — на бочку.
— Стой! — отчаянна завопил Трясогузка.
Цыган застыл, взглянул под ноги. Половина дна у бочки выбита. Поблескивает черный порох.
Трясогузка вырвал у Цыгана свечу и наградил его подзатыльником.
— Если б взорвался — голову бы тебе оторвал!
Цыган виновато вздохнул, и Трясогузка смилостивился.
— Накормить бойца Цыгана!
Мика стал разжигать железную печурку.
Булькает на печурке чайник. Цыган пальцами вытаскивает из банки куски мяса, облепленные студенистым желе, и торопливо запихивает в рот. Трясогузка и Мика тоже едят, но не так жадно.
— Я когда сюда приехал, — рассказывает Трясогузка, — три дня не ел… Думал, конец придет… А холодюга! Наткнулся на обгоревшие бревна… Может, тепло от пожара осталось?.. Полез под балку — холодно! Хотел назад повернуть, да в подвал и провалился… Отъелся, отогрелся… Потом Мику сюда приволок… Нашел его у выгребной ямы.
— Как только не растащили! — произносит Цыган, снова оглядывая мешки, ящики и бочки.
— Думали — сгорело все! — пояснил Трясогузка. — Купчина тут жил… Говорят, денег у него было — как грязи!.. Когда пришла революция, взял и подпалил свой дом, а сам удрал. Только не рассчитал, гад! Порох не взорвался! Вот подвал и уцелел.
Раннее утро. Трясогузка раскладывает на три кучки дневной паек: баранки, по куску сахару, по вобле. Одну из порций он подвинул Цыгану. Спросил:
— Клятву помнишь?
— Помню!
— И еще запомни: дотемна сюда не возвращайся! Шныряй по городу, как настоящий цыган! Высматривай, как белым навредить можно! Вечером доложишь! Понял?
Такую же порцию получает Мика, и мальчишки расходятся в разные стороны.
Цыган идет вдоль речки. Впереди виден мост. К нему с противоположной стороны подъезжает нагруженная длинными ящиками армейская подвода. Подвыпивший солдат лениво понукает лошадь.
— Шевелись, стоеросовая!
Под колесами затарахтели бревна моста. Цыган услышал громкий треск и увидел, что заднее колесо телеги проломило подгнивший настил. Лошадь дернулась несколько раз и остановилась. Солдат спрыгнул на мост, обошел подводу, покачал головой, посмотрел по сторонам.
