И мальчишки стали догонять вагоны.
Матрос Дубок ведет отряд по лесной дороге. Большинство — с винтовками, но есть в отряде и пара «максимов». Два бойца тащат на плечах станки, два других — стволы с рубчатыми кожухами.
Рядом с Дубком идет проводник из местных жителей. Он в лаптях, в зипунишке, в рваной шапке-ушанке.
— Не сумлевайся! — говорит проводник Дубку. — Окромя моста, проезда нету. По железной дороге на рысях не махнешь — кони ноги поломают. В лесу — снегу по брюхо и болото… Один путь — через мост! Там их и встречать в самый раз будет!
— Сколько до моста? — спрашивает матрос.
— Ну… от силы — верста с гаком!
Дубок поворачивается к отряду.
— Поторопись, братишки! Устроим Хмелю опохмелку!
Стоят теплушки на железной дороге. Лошадь дергает из торбы сено.
В вагоне у печурки Глебка, Минька и Глаша аппетитно уплетают вареную картошку. Перекатывая во рту горячий кусок, Глебка увлеченно рассказывает:
— Человек он самый обыкновенный. Ростом небольшой, а все его видят, и он все видит. Узнал, что в Питере голод, — вызвал отца, дал мандат и сказал: «Действуй, Глеб Прохоров! И чтоб хлеб в Петроград был доставлен!» Про меня спросил… Сказал: «Хорошо, что взял сына!»
Глаша доверчиво смотрит Глебке в рот, а Минька спрашивает:
— А ты где в это время был?
— Как — где? — удивился Глебка. — Тут же! Рядом с Лениным! Вот как мы с тобой!.. Не веришь?.. Да если хочешь знать, Владимир Ильич сам просил зайти к нему на обратном пути! И мы с отцом зайдем, все расскажем… Хотя Ленин, конечно, и так все знает: и про банду Хмеля, и про то, как мы тут сидим, картошку лопаем, а в Питере люди от голода пухнут!
Глаша вскочила, заторопилась.
— Поехали! — Она схватила ведро. — Я только лошадь напою — и тронемся!
С бугра вниз по дороге несется конная лавина. Внизу — замерзшая река, неширокий мост. Вот уже передний конь зацокал копытами по доскам настила. И вдруг и лошадь и всадник переворачиваются через голову и падают на мост. Не успев остановиться, другие бандиты тоже падают. На мосту образуется пробка.
Под тяжестью обрывается натянутая поперек толстая проволока. И сразу же деловито и четко начинают строчить пулеметы. Один за другим гремят винтовочные залпы. Из-за деревьев выходит Дубок с маузером в руке.
— Сдавайтесь!
У теплушек стоят трое ребят. Они смотрят в лес и прислушиваются к отдаленной перестрелке.
— Бандиты! — шепчет Минька.
Глебке тоже страшно, но он чувствует себя командиром и старается быть спокойным.
— Может, батя с боем отступает? — предположительно говорит он.
— Тогда бы там стреляли! — возражает Глаша и показывает рукой назад. — А это в лесу… где-то у моста.
— Спрятаться бы пока… переждать… — предлагает Минька.
— Я тебе спрячусь! — Глебка погрозил ему кулаком. — Вперед!.. Гони коня, Глаша!
Лошадь подалась всем корпусом вперед, напрягла мускулы. Веревки натянулись. Скрипнула букса. Теплушки тронулись.
— За мной! — скомандовал Глебка.
Минька послушно поплелся за ним к заднему вагону. Они уперлись руками в железную раму и рядом зашагали по шпалам. Лицо у Глебки все еще злое.
— Ты мне панику не устраивай!.. Ххудожник!
Минька не отвечает. Он прислушивается к выстрелам.
Они раздаются все реже и реже и наконец совсем прекращаются.
— Стихло! — обрадовался Минька.
Глебка идет молча, о чем-то думает. Эта тишина насторожила его.
— А что если в самом деле бандиты? — произнес он.
— Конечно, бандиты! — ответил Минька. — Не по своим же стреляли! Бандитов громили!
— А если не разгромили? Если наоборот? — спросил Глебка. — Мы приедем на станцию, а там батька Хмель?
Минька испуганно заморгал глазами и замолчал.
Шагают мальчишки по шпалам, упершись руками в железную раму вагона. Обшивка задней площадки пробита пулями. Поперек досок — заводская надпись: «Кап. рем. 19. VII. 1916 г.»
Смотрит Минька на эту надпись. Долго смотрит и вдруг, оживившись, шлепает Глебку по плечу.
— Да они и близко к теплушкам не подойдут!
— Кто? — вздрогнув, спросил Глебка.
— Бандиты!.. Понял?
— Не понял!
— Поймешь! — воскликнул Минька.
По лесной дороге ведут пленных бандитов. Дубок с перевязанной рукой верхом на лошади едет впереди и на ходу допрашивает верзилу.
— Где теплушки, шкура?
— Не знаю — вот те крест! — заискивающе отвечает бандит и крестится. — Пошли под уклон и — как сквозь землю!.. Парнишечка еще там один остался… Шустренький такой!
— Что ты мне зубы заговариваешь!
Дубок так взглянул, что верзила шарахнулся в толпу пленных.
— Эй, Хмель! — позвал матрос. — А ну, поди сюда!
Батька поднял голову, но не повернулся и не откликнулся.
Дубок медленно опустил руку на коробку маузера. Пленные остановились и выпихнули своего вожака вперед. Матрос взглянул на него и с трудом снял руку с коробки.
— Перестрелял бы, как псов бешеных! Да везет гадам — Советская власть самосуд отменила!
Дубок пятками пришпорил коня и крикнул одному из своих помощников:
— Фролов! Остаешься за меня! Я на станцию — насчет прохоровских теплушек пошурую!..
Комната начальника узловой станции. С платформы и с путей доносятся голоса, перестукиванье буферов, гудки паровозов. И вдруг наступает какая-то пугающая тишина. Мимо окна, молча, бегут охваченные ужасом люди.
