Грозовой август - [79]

— Андре-е-ей! — заорал от радости Иволгин.

— Смотри-ка! Выбрался! — обрадовались десантники.

— Родимый мой! — запрыгал Юртайкин.

Хлобыстов помахал автоматчикам рукой и проехал на свое место — в голову походной заставы.

Подъем становился все круче. Скрежетали о мокрые камни туго натянутые гусеницы, урчали перегруженные моторы. Качались стволы пушек, словно примеривались — далеко ли противник.

Сквозь косую сетку дождя проступали неясные контуры Хорул-Даба. Глубокая седловина издали была похожа на огромную чашу в разрезе. Там шевелились клубы туч, бушевал ливень, и от этого казалось, будто чаша кипела, дымилась.

Вымокшие десантники соскакивали с танков и, не отрываясь от них, бежали вверх, с опаской поглядывая по сторонам. Наступал самый ответственный момент.

Вот-вот резанет по колонне пулемет, грохнет замаскированная где-нибудь в скалах чужая пушка.

Но молчат пока японские пушки.

Десантники догнали разведчиков. Мокрые, усталые, вымазанные в грязи, они были чертовски веселы.

— Ни души! Хоть шаром покати! — сказал командир разведгруппы, сдвигая назад прилипшую ко лбу каску.

— Здорово! — воскликнул Иволгин.

— Опередили мы их! Опередили! — зачастил Юртайкин. — Шли-то как, будь здоров!

Автоматчики и разведчики двинулись вперед. Под ногами плескались сбегавшие с перевала ручьи, гремели промытые дождем голыши. Сверху снова хлынул дождевой поток, всех обдал холодом. А потом вдруг зарокотала приглушенная ветром и дождем пулеметная очередь. Пулемет бил с правого края седла. Пули зацокали по броне направляющего танка.

«Вот тебе и ни души!..» — подумал Иволгин.

— Иду на цель! — послышался из башни голос Хлобыстова.

«Бесстрашный» двинулся туда, откуда строчил японский пулемет. Иволгин с автоматчиками бросился вслед за танком.

Тяжело ухнула танковая пушка, лизнув оранжевым пламенем мокрый полумрак. Снаряд разорвался где-то вверху, вскинув огненный веер. Грянул второй пушечный выстрел, третий... Снаряды рвались то выше, то ниже, нащупывая цель. А ее заслоняли тучи. Потом пушечный грохот стих: видно, кончились снаряды. Но тридцатьчетверка продолжала карабкаться вверх. Задний край левого борта свисал над обрывом, правый передний устремлен к тучам.

— Куда он? — забеспокоились десантники.

Над «Бесстрашным» метался ветер, кружил сорванные листья, хлестал по броне дождевой водой, точно хотел остановить машину. А она все ползла, срывалась, съезжала книзу и снова вскакивала, нацеливаясь на огневую точку. Автоматчики старались предугадать, чем же кончится поединок механика-водителя с японским пулеметчиком?

— Ну и Гиренок!.. Альпы брал! — не выдержал Баторов, покоренный талантом механика-водителя.

У Иволгина от восторга перехватило дух. «Да, это гвардия!» — повторял он, не спуская глаз с командирского танка.

«Бесстрашный» поднялся на дыбы, толкнул бронированным лбом стену дота, и пулеметная дробь оборвалась.

— Задавил! Задавил! — раздались голоса.

Потом грохнул взрыв, танк дрогнул и замер на месте. Автоматчики не поняли, что это был за взрыв, — выскочили на вершину хребта и закричали от восторга и радости, позабыв и про дождь, и про ветер.

— Танки за облаками! Ура-а-а-а!

— Тэбэ я вижу, мий Хинган, — и лес, и горы, и туман! — восторженно продекламировал Илько.

— Свои давай, свои! — перебил его Юртайкин.

Хлобыстов спрыгнул с танка. Иволгин хлопнул его ладонью по мокрому, измазанному комбинезону, спросил:

— Как же ты — из преисподней да на самые небеса?

Хлобыстов поглядел вниз на клочья туч, перевел озабоченный взгляд на «Бесстрашного», покачал головой:

— Из пропасти мы его вытянули. А отсюда не сведем. Все. Амба. Рана у него смертельная. Я доложил начальству.

К подорванной тридцатьчетверке подошли ремонтники — пожилые небритые солдаты в комбинезонах, выпачканных соляркой.

— Лечить? — удивился Гиренок, хорошо понимая, что после такого взрыва танк за облаками не отремонтируешь.

— Не за тем послали нас сюда, браток, — ответил старший ремонтник. — Танк приказано оставить на перевале.

— Да ты что?

— Комбриг так и сказал: «Пущай, говорит, стоит там на память про наш поход».

Гиренок попробовал возразить, но Хлобыстов осадил его властным жестом: приказ есть приказ.

И «Бесстрашный» остался на вершине хребта — превратился в памятник. Ремонтники выжгли автогеном на его башне:

«Здесь в августе 1945 года прошли советские танки».

Вершина Хорул-Даба скрылась в беспросветной хлюпающей тьме. Ветер с воем и свистом проносился над танковой колонной, бил по броне густой дождевой дробью.

Волобой, придерживая плащ-накидку, добрался до каменистой горбины перевала. Предстояло решить, как спуститься вниз. Черное небо резанула молния, выхватив на мгновение из мрака многоступенчатый головокружительный спуск. Комбриг успел заметить, что восточный склон Хорул-Даба круче западного, спуститься к подножию хребта здесь труднее, чем подняться вверх.

Уже не закрываясь от дождя, Волобой шагнул вниз. Ахмет не отставал от комбрига ни на шаг.

— Куда лезем? Зачем лезем? — ворчал он. — Человек не горный козел.

— Понадобится, станешь и козлом, и самим дьяволом, — проворчал Волобой, спускаясь на следующий уступ, где в сполохах молний стояли мокрые, нахохлившиеся Сизов и Туманян.