Грозовой август - [78]

— Где саперы? Саперов сюда! — закричал Ветров.

Бухарбай со своими автоматчиками попытался выйти из узкой горловины, но их обстреляли минометы. Все поползли назад, к танкам...

Минометный огонь преградил путь вперед. «Вся надежда теперь на танки», — глянув на рычавшие машины, подумал Ветров.

Направляющая тридцатьчетверка поползла по срезу скалы над самым краем воронки. Но не удержалась на крутизне, боком съехала вниз и плюхнулась по самую башню в воду.

Бушуев выругался в сердцах, но тут же сообразил: торчавшая из воды тридцатьчетверка может послужить мостом для других машин. Танк Бушуева, опираясь на застрявшую машину и на край воронки, пошел вперед. У выхода из пролома подмял японского пулеметчика, дал два пушечных выстрела и, развернувшись, ринулся к дымящимся развалинам. За развороченными стенами мельтешили в пыли и дыму баргуты. Они вскакивали на коней и мчались во весь опор к перевалу.

— Дай им духу! — крикнул Бухарбай, погрозив кулаком.

— Вперед! — Ветров вместе с десантниками побежал за бушуевской тридцатьчетверкой. Танк пробился через каменный завал и вдруг нырнул в глубокую воронку. Комбат оказался на виду у японцев. Разорвалась мина, и Ветров упал на каменистый пригорок.

Танк выбрался из воронки и стремительно рванулся к развалинам. Бушуев, прильнув к стеклу триплекса, оглядывал все, что лежало на пути. Остался позади вывороченный с корневищем дуб, хрястнул под гусеницами сваленный телеграфный столб. Дальше показалась разрушенная стена. Из-под нее вдруг вынырнул человек, замахал руками. Башенный стрелок хотел срезать его очередью, но Бушуев вовремя скомандовал:

— Отставить! Это наш десантник — тот бурят-отчаюга!..

Около Баторова появился Юртайкин, потом вырос Забалуев. Прокопченные, запыленные, они с радостными криками бросились к танку. А от пролома навстречу им бежали автоматчики, перелезали через обломки стен, трясли за плечи, обнимали освобожденных пленников.

— Они живые! Живые!

— Это у нас запросто!.. — хвастанул по привычке Юртайкин, хотя от усталости едва держался на ногах.

— Семен силен!

— Только вы, ребята, не вздумайте качать меня! — предупредил он. — Уроните, черти, а я не застрахованный...

Как из-под земли вырос старшина Цыбуля с термосом за плечами.

— Боны ж, мабуть, голодные, як цуцыки, — сказал он и внушительно скомандовал: — Всему личному составу прынять горячу пищу!

Всеобщую радость оборвала Аня Беленькая.

— С комбатом несчастье! — пронзительно вскрикнула она, подбежав к развалинам. Лицо у нее заплаканное, волосы растрепались.

Все бросились к пролому.

Алексей Ветров лежал без сознания на каменистом бугре вверх лицом с плотно закрытыми глазами. На выгоревшей гимнастерке темнели расплывшиеся пятна крови. Минный осколок попал в грудь, пониже ордена. Над раненым склонилась на коленях Вероника — щупала пульс, зачем-то терла пальцами его лоб, то и дело ерошила волосы.

— Нет, он еще живой, дышит... — проговорила она.

Полуживого комбата осторожно перенесли в санитарную машину. Трех убитых автоматчиков и шестерых саперов, погибших при штурме крепости, похоронили на холме у Ворот Дракона. С ними положили и умершего от раны Березкина.

Чувствительный Илько смахнул ладонью непрошеную слезу, тихо прошептал:

— Скушно им будэ лежать на чужбине... Остаются в китайской земле...

Волобой подал команду «По машинам!», и все бросились к танкам.

Судя по тому, с каким упорством Кабаяси пытался задержать бригаду у пролома, можно было наверняка предугадать: японцы подтягивают артиллерию. И комбриг спешил к перевалу.

XI

Над Большим Хинганом собиралась гроза.

Порывистый ветер метался по ущельям, трепал вцепившиеся в горные кручи деревья, пригибал к земле травы, рвал в клочья тучи, и они, разорванные, бесформенные, ползли по низкому, хмурому небу.

Танки шли навстречу грозе.

Иволгин с беспокойством поглядывал на тучи, на темневшие впереди горы. Он рассказал Бушуеву о своих злоключениях в катакомбах Кабаяси, о встрече с Мамурой, и теперь оба они сожалели о том, что гроза привяжет к земле авиацию, и она не сможет нанести удар по японской артиллерии, если ее успели подтянуть. Значит, обстановка может сложиться здесь потруднее, чем у Ворот Дракона.

Выше в горы — сильнее ветер. Здесь, на просторе, он неистово бил в лица, трепал кроны деревьев. Шумевшая под пасмурным небом листва казалась неестественно бледной — как выгоревшая солдатская гимнастерка. Иногда на колонну налетала дождевая волна, смывала с танковой брони дорожную пыль, неслась игристыми потоками по склонам и сумеречным распадкам.

Иволгин вытер ладонью мокрое лицо, поправил сорванный ветром капюшон, оглянулся. Позади едва угадывались Ворота Дракона, их уже затянуло мутной мглой. Там навсегда остался боец его взвода Березкин. Жалко парня, но что поделаешь? Война. Невольно пришли на память горькие слова из шатровского вальса: «Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена...»

В лицо хлестнула дождевая волна. А когда Иволгин открыл глаза, вдруг увидел подкативший сзади танк. Его лобовая броня в пятнах, гусеницы измазаны желтой глиной. Над башней с надписью «Бесстрашный» появилась голова Андрея Хлобыстова — он без шлемофона, лоб забинтован. Вытащил-таки своего любимца из пропасти! Значит, благополучно упал и не глубоко свалился. Повезло!