Грозовой август - [129]

На крыльце разговаривали Цыбуля и Серебренников.

— Как жизнь, Федосий Нестерович?

— Живу, як картошка у погреби. Гадаю, чи зъидять, чи посадють. Из-за цого мистера мини тоже в город запрыщено. Буду караулыть в саду японские вышни.

— Рвут?

— Пальцем не трогають. Воспитав. Учора Юртайкину для пробы собственноручно положив у рот одну ягодку. И шо ты думаешь? Выплюнув категорически!

— Все шутишь...

У КПП послышался голос Федьки-эмигранта:

— Я убегу с вами в Россию. Возьмите меня с собой.

К воротам, как поняла Аня, подошли американские и английские солдаты. Они просили дежурного позвать Иволгина, чтобы пойти с ним в ресторан — «обмыть свободу».

— Ivolgin is a good boy![35] — гомонили в толпе.

Аня подождала, когда все затихло, и пошла, озираясь, к Иволгину.

— Сережа, я на одну минуточку. Можно?

Иволгин, меривший шагами комнату, остановился, с невеселой улыбкой посмотрел на Аню:

— Пришла меня прорабатывать по поручению комсомольского бюро?

— Тебя, говорят, и так ругали.

Сергей подал Ане бамбуковый стул и, продолжая ходить из угла в угол, стал нехотя рассказывать, как все произошло.

— И знаешь, что обиднее всего в этой глупой истории? Вовсе не то, что мне попало от генерала. Китайчонок меня не понял, вот обида! Я к нему всей душой, а он заладил свое: «Капитанэ пухао!»

— Он прибегал сюда. Я ему все объяснила. Только не знаю, понял он или нет.

Аня рассказала о разговоре с Ю-ю, о его беде.

— Угробили старика? И Ван Гу-ана угнали? Вот гады!

Потом Аня рассказала о поездке на кладбище, о сестре милосердия. Они стояли у открытого окна в темной комнате. Ане хотелось сказать хоть намеком о своей любви, но вдруг она заметила, что Сергей не слушает ее, уставился в окно и что-то рассматривает там.

От перекрестка донеслась песня, звон бубенцов, потом гиканье, хохот. На мостовую из темноты выехала чэ, запряженная тремя рикшами. В ней сидел господин в сдвинутом на затылок цилиндре.

— Это все тот же мистер-граф, — вспыхнул Иволгин. — Будь он трижды проклят. Вот подлюка! Травить меня вздумал!

— Тот самый? — спросила Аня.

— Посмотри на него! Назло мне разъезжает на тройке. Ну погоди! Я тебя прокачу! Я тебе устрою веселую жизнь.

Тройка графа Кутайсова промчалась мимо. За нею прокатилась еще одна чэ, потом еще две подряд.

— Пропади они пропадом! — сердито сказала Аня и отвернулась от окна.

Иволгин вытер рукавом лоб.

— Ну, ничего. Недолго ему осталось кататься. Уж это точно. Откатался, ваше превосходительство!

Они помолчали. Ане захотелось сказать Сергею что-то теплое, хорошее, но не хватало смелости.

— Ну, я пойду... — шепнула она и, постояв в нерешительности, быстро поцеловала его в щеку. Он хотел обнять Аню, но та выскользнула из его рук и выбежала из домика.

Он долго стоял не двигаясь в каком-то странном, сладостном оцепенении, которое испытывал впервые в своей жизни. Потом вдруг услышал тихий шепот:

— Капитанэ, капитанэ...

Глянув на темное окно, Сергей увидел: по железной оконной решетке, цепляясь за переплет, карабкался к форточке мальчишка в соломенной шляпе. Вот он обхватил рукой железный прут, прильнул головой к раме и начал что-то совать в форточку, нашептывая:

— Капитанэ... Капитанэ...

«Это он!» — догадался Иволгин.

За окном хрустнул сучок, и китайчонок упал вниз.

В лунном свете показался с автоматом Илько Цыбуля.

— Цэ ваш китайчонок шныряе, — пояснил он. — Вот бисенок!

Иволгин подскочил к окну. На подоконнике лежали румяные яблоки — подарок, купленный, видно, за последний юань.

«Значит, дошло», — подумал Иволгин и спросил с укором автоматчика:

— Почему не поймали нарушителя?

— Та хиба ж его пиймаешь, колы вин крутытся як юла. Я так и зрозумив, шо вин до вас хлопоче.

Было уже за полночь. Иволгин снял ремень и гимнастерку, лег на разостланную на кровати циновку. Но спать не хотелось. Поворочавшись, Сергей подошел к окну. Огней в городе становилось все меньше. За перекрестком темнела пагода с изогнутой крышей. Над крышей чернел старый клен. Под окном домика прохаживался с автоматом Илько, мечтал в стихах улететь на север, где все не так, все по-иному — не такое небо, не такой ветер, где шумит зеленая тайга, синеют ясные озера:

И Амур с берегами покатыми,

И весенний туман над рекой...

Иволгину вспомнилась родная сторонка, зеленые клены над селом. Клены на Брянщине не то что здесь — густые, высокие. Они первыми встречают утренние зорьки и последними провожают тихие вечерние закаты. А подует ветерок — зашумят, залопочут, будто зашепчутся... Особенно хороши они осенью — красные, золотые, бледно-желтые. Засыплют, бывало, крышу отцовской кузницы разноцветной листвой, и стоит она, как сказочный терем.

Подумал об этом Сергей, и на душе у него стало совсем легко — как будто напился ключевой воды! Скорей бы домой...

XIII

Рано утром Державин получил шифровку из штаба фронта, в которой сообщалось о том, что в полдень в Мукден прибудут эшелоны с бригадой Волобоя и что ему, Державину, вместе с десантниками надо присоединиться к бригаде и следовать дальше — в Порт-Артур. Приказная часть шифровки не обрадовала генерала. Скандал у публичного дома, затеянный Иволгиным, сильно осложнил отношения нашей комендатуры с мэром города, а также с союзниками, и ему как начальнику гарнизона хотелось самому все урегулировать, поставить на свое место, а не взваливать свои грехи на чужие плечи. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять.