Гроза над Элладой - [13]

Другого бы собственная силища толкнула на использование её при каждом удобном случае, но впечатлительный и добросердечный Кан был так напуган собственной яростью и её последствиями, что старательно уменьшал мощь ударов и захватов в дружеских потасовках и уличных драках. Кроме того, рядом с ним всегда находился его погодок Леон, переполненный задором и готовый заступиться за младшенького ещё до того, как на него кто-нибудь нападёт. Третьим в их компании был красавец и атлет Кул Изолид — сын закадычного отцовского друга и коллеги Изолия, так что проявлять геройский потенциал Кану было крайне затруднительно. Кроме того, как по-настоящему сильный человек, он обладал спокойным, чуточку ленивым характером, спровоцировать его было практически невозможно.

Привычка держаться на вторых ролях, не светиться, сыграла с Каном дурную шутку — окружающие решили, что толку от него в их суровые Допотопные времена нет никакого. Работал он хорошо, старательно, только это и примиряло великого воина Тенция с младшим сыном, но выволочки, что словесные, что с раздачей подзатыльников, находили Кана безошибочно. Братья относились к нему хорошо, но с ноткой покровительства. Любила его только младшая сестрёнка Виса — единственная дочь Тенция. Она-то в отличие от остальных знала, каким героем был её братик Канонес.

Дело было в окрестностях загородного дома Норитов, прилепившегося к склону одной из гор. Кан и Виса ежедневно лазали по скалам, прячась от жгучего солнца в густых горных кустарниках. И добаловались — вздорная девчонка решила устроить братцу маленький оползень на склоне горы. И всё бы ничего, да оползень сдвинул с места здоровенный валун, покатившийся прямиком на Кана. Балансировать на стекающем вниз каменном потоке не было никакой возможности. Видя, как валун накатывается на мечущегося брата, девочка зарыдала в голос, и её страх и раскаяние придали Кану решимости. Покрепче упёршись ступнями в скальный выступ, он встретил каменюку страшным по мощи диагональным толчком и с радостным изумлением увидал, что валун, подпрыгнув, отлетел прочь.

— Родителям не проболтайся! — попросил он кинувшуюся ему на шею сестрёнку, опасаясь запрета на дальнейшие прогулки.

Виса с восторгом исполнила его просьбу. Тайна объединила их — будущего воина и вертлявую двенадцатилетнюю егозу. Сегодня Висе исполнилось четырнадцать, у неё отбоя не было от ухажёров.

Кан и Леон поздоровались с братьями и выжидательно уставились на отца.

— Беда пришла на землю Ахайи, — сказал Тенций. — Гонец принёс царю Эгею страшную весть — атланты взяли Микены и осадили Коринф. Если он падёт, через неделю чужеземцы будут под Элевсином, в двух переходах от Афин. Басилевс созывает ополчение. Мы выступаем сегодня. Подкрепитесь перед походом, как следует — обедать придётся нескоро.

Рабыня Барута — молоденькая темнокожая финикийка принесла двух испечённых на вертеле гусей, полдюжины хлебцев и головку козьего сыра. Горшок каши и кувшин с вином уже стояли на столе.

— Выпьем за успешный поход, за победу над имперскими ублюдками! — велел Тенций, поднимая чашу с разбавленным вином.

Все охотно последовали его примеру, понемногу плеснув вина в очаг — в жертву олимпийским богам. Ели быстро, с аппетитом. Старшие, потому, что уже успели повоевать и знали, что это такое. Младшие — потому, что войны не знали и рассчитывали, что она будет славной прогулкой, в которой они сумеют доказать окружающим своё бесстрашие и героизм.

Пока мужчины насыщались, Барута принесла шесть дорожных котомок, тёплых походных плащей и почти трёхметровых копий — сарисс, и напоследок с заметным трудом приволокла пять чехлов с дротиками. Тенций проговорил, как о чём-то незначительном, между делом, пережёвывая сыр:

— Наконечники у них железные, пробивают любой доспех, в каждой связке по десять штук. Метать дротики я учил вас сам, вот и посмотрим, какие из вас вышли ученики. К концу войны каждый дротик должен быть запачкан вражьей кровью. Каждый, кто потеряет хоть один дротик, под крышу моего дома больше не войдёт.

— Ничего себе! — воскликнул Кан. — А если я, допустим, или Леон, попадём в какого-нибудь атланта, а вокруг него скопились его приятели. И что тогда?

— Перестань задавать дурацкие вопросы! — укоризненно ответил Тенций. — Меч-то у тебя есть?

Кан вздохнул и прекратил задавать дурацкие вопросы. Торит подтолкнул его коленом под столом и тихо подбодрил:

— Не боись, малыш, я тебя в обиду не дам, что-нибудь придумаем.

— Я не понял, отец, — хмуро промолвил Гифон, — зачем мы берём Кана — ему же едва шестнадцать исполнилось.

— Эгей велел собрать всех, кто в силах носить доспех, — пояснил глава рода Норитов. — Канонес доспех носит легко. Пусть привыкает к войне. Чем раньше он это сделает, тем легче ему будет в жизни.

Тенций безбожно врал сыновьям — он не сомневался, что младший с войны не вернётся, но ему не было жалко обузы своего рода. Он хотел гордиться каждым своим сыном, а меньшой чаще доставлял отцу сплошные неприятности. Он был честен перед Канонесом — он снарядил его для войны наилучшим образом, пусть постарается выжить. Выживет — милости просим в дружную семью Норитов; не выживет — плакать не станем.