Гробница на Пер-Лашез - [3]

Но Ивана в этом заподозрить нельзя. Его лицо напоминает рельефную карту. Между оспинами краснеют нагнаивающиеся струпья (короста). Редкие волоски на покрытом прыщами подбородке наводят на мысль о палках, воткнутых в песок непослушными детьми. Конечности этого гротескного типа производят впечатление оторванных некогда от тела, а затем неуклюже приделанных вновь. Ну почти всех — если припомнить старого горбуна.

Этот татарин — единственный слуга, которого мадам Васильская привезла с Родины в Париж. Оставался при своей повелительнице до самого конца. Он мог бы рассказать мне о всех ее привычках и капризах. Русские дамы не привыкли обращать внимание на слуг.

Прежде всего, хотелось бы знать цель ее необычного завещания. Не думаю, что поступила так по доброте душевной, альтруизм был чужд ее характеру. Вряд ли сделала это, чтобы получить благодарность неизвестного ей человека, или чтобы память о ней жила в чьих-то воспоминаниях.

Рассматриваю три возможности. Могла опасаться, что ее похоронят живьем. Время от времени журналисты пишут о подобных жутких происшествиях. Может быть, хотела, чтобы кто-то мог ее услышать, если очнется в кромешной тьме гроба. Но нет! В этом случае потребовала бы, чтобы человек поселился в гробнице сразу после похорон. Однако кандидат мог быть найден в течение года.

А может, боялась кладбищенских гиен? Каждый слышал о сержанте Бертране, пойманном на Пер-Лашез. Однажды, когда похоронили молодую женщину, он откопал гроб и совершил развратные действия. Жажда некрофила была необузданной. На суде он признал, что иногда мог за ночь откопать до 15 гробов, пока не находил нужную женщину. Он был очень изворотливым мерзавцем, и долго удовлетворял свои жуткие желания. Но однажды попал в ловушку, установленную возле кладбищенской стены. Может мадам Васильской была невыносима мысль, что ее тело попадет в руки подобного монстра?

Есть еще одна возможность, наиболее отвечающая образу азиатской тиранки. Возможно, решила истратить 200 тысяч, чтобы насладиться мучениями кандидата, окруженного тревогами и печалями кладбища.

Если таковы были ее намерения, то в моем случае она очень сильно ошиблась.

Уже поздно. Я выпил бутылку бургундского и пребываю в прекрасном расположении духа. Пора прощаться с моей благодетельницей.

Встаю, склоняюсь и стукаю пальцем в бронзовую плиту:

— Спокойной ночи, Анна Федоровна, спокойной ночи.

Склеп отозвался эхом:

— Спокойной ночи.

Снова приключилось тоже. Мои записи, оставленные в порядке на столе, утром валялись на полу. Надо будет сложить их в другом месте или использовать пресс-папье. На пол их сбросил порыв воздуха. Ночью я неожиданно проснулся, хотя спал глубоким сном. Будто в нервы послала сигнал какая-то электрическая батарея. Легко будет это прояснить. Все мое естество настроено на эту работу. Когда сплю, подсознание бодрствует. Чувство опасности, угрожающей моему труду, вырвало меня из сна.

Я проснулся и увидел, что мраморный зал уже освещает бледный отсвет. Сейчас новолуние. Наверное, свет отражается от белых памятников. Свет попадает сюда и смешивается с отблесками фосфоресцирующего мрамора. Впервые вижу такое освещение — оно напоминает мне флуоресценцию океана. Может быть, солнечный свет, поглощенный камнем на протяжении дня, сейчас испускается обратно.

Я сел на кровати. Таинственное явление захватило меня. Может, благодаря этому необычному феномену, расширю мой труд и сумею перевернуть современный взгляд на природу материи? Что за удивительное излучение.

В этот момент я увидел на месте, где располагается бронзовая табличка, черное прямоугольное отверстие, будто бы кто-то вынул плиту.

Почувствовал доносившийся оттуда запах увядших цветов и угасших свечей, тот характерный запах, который временами заполняет Пер-Лашез. Порыв проносится к тыльной стене, и я вижу, как он поднимает мои заметки, разбрасывает карточки по столу, а затем сметает на пол.

Испуганный, но рассерженный я срываюсь, чтобы спасти хотя бы часть записей. Листки вновь будто бы прилипли к мрамору. Пол кажется влажным и липким, вроде застывшей массы, верхний слой которой вновь размяк.

С усилием отдирал от него листки бумаги. Мой взгляд прошелся по бронзовой плите. Она уже на своем месте. Мягкий свет хорошо освещает ее, можно даже прочитать имя умершей.

В тот момент почувствовал возбуждение. Я оказался один на один с загадкой, перед открытием, касающимся одной из самых таинственных сил — света. И был уверен, что столкнулся с новым видом излучения, проникающего в металл подобно рентгеновским лучам, и, в зависимости от угла обзора, делающего его невидимым для глаз. Когда смотрел с кровати, плиты будто бы не было на месте.

Сел, но тут же поднялся. Наверное, я просмотрел момент, когда можно было увидеть исчезновение плиты.

Той ночью я спал недолго. Обдумывал всяческие методы изучения свойств света, чтобы лучшие применить при первой же оказии. Перед рассветом, когда необычное свечение стало исчезать, немного подремал.

Появились праздношатающиеся. Стоят перед входом в гробницу и пытаются меня рассмотреть. О моем деле писали разные газеты. Парижанам непросто представить, что кто-то согласился на столь длительную добровольную изоляцию. Некоторые насмехаются надо мной, стоя в лучах солнца и бормоча что-то. Другие сочувственно кивают головами.