Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - [34]

27 мая 1916

Ночь не спал… ‹…› …во мне сейчас разность потенциалов невероятная – ясно хотя бы по тому, что, занимаясь динамо-машинами, вдруг оторвался и начал писать «апокалиптические» соображения. Впрочем, гроза небесная через ½ часа кончится, гроза земная, по сегодняшним газетам судя, уменьшается в амплитуде, а гроза моя кончится «тихим разрядом».

Беда или счастье человека в том, что он вполне определенная функция многих переменных

Y=φ(x, y…u)

и из этой оболочки, φ – не вылезешь. Сознание – расщепление всего на все и меня. Неужели и «горнее» Божеское сознание такое же, или там одно только я, но нет «всего», остального, есть субъект, но нет объекта? И может быть вывод совершенно аналогичный «Cogito – ergo sum» – «Est mundus – ergo Deus»[187]. Бог может быть только «миром» – иначе это еще одно лишнее «я», начальство, генерал, которому все завидуют, из страха гнут затылки и в кармане сучат кулаки.

2 июня 1916

Все-таки я еще не могу постигнуть, что это все? Чепуха, игрушки, интермедия перед началом «жизни». Ведь все вышло, как нарочно. Кончил я университет и остановился на распутье, беспомощным. И вдруг – чудовищные рельсы войны, по которым я безвольно покатился, и качусь уже 2 года. Вот мне сейчас и кажется, что все эти переходы из батальона в в. д. о.[188], из в. д. о. в радиотелеграф – «прыжки в вагоне». Как будто и существенно – а на самом деле вспомнишь – ну через год, через ½ года – поезд придет на конечную станцию – и попросят выйти и все эти заботы о вагонном комфорте окажутся ужасной чепухой и детской забавой. Добросовестно работать на войне для родины? Я – исполняю приказания, но я совсем не делец и практиком не могу быть органически. Если в жизни мне не будет случайных поддержек – вероятно, погибну. ‹…› Так вот и смотрю теперь на все свои приключения, как на шутку, дни проходят. Курсы, обеды, газеты, начал читать роман Белого «Петербург».

3 июня 1916

Жизнь вовсе не математическая кривая без начала и конца, а отрезок, странный отрезок кривой. Эти две точки «extremum» рождение и смерть можно пройти по кратчайшему расстоянию – прямой – такова, кажется, жизнь животных. Но люди творят чудеса, и иногда этот жалкий отрезок успевает подняться у какого-нибудь Леонардо или Наполеона чуть ли не до бесконечности. Вот в этих-то изгибах отрезка – судьба и жизнь человека – и задача – обмануть судьбу и удлинить хоть вверх, хоть вниз диковинными петлями линию жизни. Идеал человека

рождение

δ∫f (t)dt = 0

смерть

условие максимума «площади». Вот я и смотрю теперь на свое подневольное «Vergnügungsreise»[189] в экспрессе войны. Пожалуй, это счастье, и не будь войны жизнь прошла бы хуже. Но увы – поезд с закрытыми наглухо окнами, едва-едва колышется, шумит, и только «на станциях» толчки заметны немного. В «купе» как дома, те же книга и скука – и пусть несусь я в том универсальном поступательном движении, но «моего» «относительного» движения не заметно.

Курсы, газеты, кофейня. Белый Андрей, тучи, жидовский дом и двор – вот и все. Мне не бури и грозы нужно, а «чистой совести».

6 июня 1916

…не везет нашей компании в 8 человек, как утопленникам. Выехали из Минска грузовиком, по дороге встретили попа и 4-х покойников. В результате станционные двуколки заблудились…

7 июня 1916

Сумбурное, бессонное житье продолжается. ‹…› Дождь, холод, мачта [антенны] воет, поет и стонет. ‹…› надо же хотя бы час поспать.

9 июня 1916

А правда, есть что-то экстатическое в этом сплошном бессоньи (сплю по 2–3 часа), лихорадочной безумной погоде и вечном напряжении. Воет, поет, стонет флейта антенной мачты, стучит мотор и электромагнитный призрак реет в пространстве. Может быть, эти дни выкуют из меня нового человека, здесь опять совсем рядом со столькими загадками и ребусами.

Ледяной ветер, рваные тучи то рассеются, то вновь соберутся и сеют холодным, острым дождем. На солнце ежеминутно вспыхивают радуги, яркие, плотные, широкие, почти телесные и «рядом» – вот одна оперлась концом о какую-то халупу. Электромагнитный мост. Кажется, я снова стану физиком и чувствую опять пафос науки. Война, Бог с ней – тут живая явь науки.

13 июня 1916

Самое сладкое и самое ужасное в жизни – Einsamkeit[190]. В эти дни, часы и минуты человек себе хозяин и творец своей жизни. Все чужое, подневольное простительно, но если Einsamkeit стала скукой – это преступление. Перед кем? Бог знает. Но на душе тягость страшная. Если не вынесешь Einsamkeit, тогда беги, хватайся за первую зацепку, чтобы тебя закрутило, завертело, чтобы ты себя забыл. Но если Einsamkeit – творчество, тогда это достигнутое счастье, и единственное счастье на земле.

Сегодня до обеда был «экзамен» [на радиокурсах], потом я стал совершенно свободен и вот тут-то услышал Скуку. Стало завидно чужому движению, всякое вдохновение исчезло, и я один среди жидовской комнаты с голыми голубыми масляными стенами. В такие минуты жизни цена грош. Но что делать? Вдохновение от Бога, а зацепиться за чужую жизнь я не умею, вот и смотрю сейчас на часы, скоро ли 12 и я со спокойной совестью могу лечь спать. Впрочем… может быть, против этой taedium vitae