Гражданская рапсодия. Сломанные души - [75]
Теперь за ним будет приглядывать Катя. Лучшего и пожелать трудно.
— А, это вы, Толкачёв, — раздался знакомый голос. — То-то я вижу шинель приметная. Вы ещё и погоны надели? Мне кажется, это лишнее.
Толкачёв напрягся: Звягин. Вот уж кого он хотел встретить менее всего. Полковник был в приподнятом настроении, даже улыбался.
— Я слышал, вы снова отличились? Почему-то я ожидал подобного. У вас тяга губить нашу молодёжь. Очень жаль, что Марков не дал мне довести ваше дело до решительного финала.
— Вы снова по мою душу, господин полковник?
— Увы.
— Тогда позвольте откланяться. Мне пора идти на войну.
Толкачёв вскинул винтовку на плечо. Говорить со Звягиным без крайней необходимости желания не было, но было ощущение, что ещё несколько слов — и он даст полковнику пощёчину. Кажется, Звягин тоже это понял, и отступил на шаг, позволяя Толкачёву пройти.
Безсергеновка походила на полевой стан. Продвигаясь к Таганрогу, большевики выдвинули на фланг полнокровную кавалерийскую дивизию и начали охват Ростова с севера. Опасаясь окружения, Кутепов приказал отходить, и теперь на маленькой станции сгрудились все подразделения Донского фронта: Георгиевская рота, первая офицерская капитана Чернова, Гвардейская, Морская. Пешим порядком прибыл отряд полковника Симановского, встав табором на путях позади платформы. Настрой, не смотря на отступление, был весёлый. Развели костры, повесили котелки над огнём. Ожидая, пока вода закипит, штабс-капитан князь Чичуа скинул шинель, поднялся на носки, раскинул руки и под ритмичные аплодисменты пошёл по кругу. Подпрыгнул, упал на колено, тут же взлетел резво и закружился юлой, вырывая у зрителей дружный вздох восхищения.
В степи справа от платформы расположилась артиллерийская батарея. Расчёты поставили орудия на закрытые позиции в лощине, от которой к станции протянули телефонный провод для связи с корректировщиком. Иногда над лощиной поднимались пороховые дымки выстрелов, и тогда где-то у Марцево вздрагивала земля. Для прикрытия батареи в сторону балки Воловьей выдвинулся эскадрон Гершельмана. Слева, лицом к Таганрогу, держал фронт Юнкерский батальон. Рабочие роты красногвардейцев время от времени поднимались в атаку, но каждый раз их с лёгкостью отбивали. Толкачёв просился назад в батальон, но Кутепов, никак не аргументируя своего решения, определил его в роту Чернова рядовым бойцом.
Три дня рота простояла в резерве. Подоспели, наконец, крещенские морозы, заискрился, заскрипел снег под сапогами. Каждый день Толкачёв ходил на вокзал встречать санитарный поезд, но за всё время видел Катю лишь однажды. К концу недели снова поступил приказ отступать. Юнкерский батальон вывели с позиций, погрузили в эшелон и отправили в Ростов. Всё прошло настолько быстро, что Толкачёв даже не успел попрощаться с Парфёновым. Следом ушли Морская рота и Киевская школа прапорщиков. Оставшиеся части двинулись вдоль по железнодорожному полотну сначала на Вареновку, потом на Моржановку, на Морской Чулек. Остановились только у Синявской.
Едва успели обустроить позиции, навалились красные. Большевики наступали двумя колоннами: по железной дороге и степным просёлком. На подходе развернулись в цепи, и тут же утонули в глубоких сугробах. Серые фигурки забарахтались на белом поле подобно куропаткам, по ним открыли прицельную стрельбу. Отплёвываясь паром, подошёл бронепоезд с широкими красными полосами на бортах, ударил по станции из тяжёлых гаубиц. Снаряды ложились густо. Разлетелась, будто лопнула изнутри, будка кондуктора, вздыбилась насыпь от прямого попадания гранатой. Штабной поезд Кутепова издал пронзительный гудок и попятился, спасаясь от обстрела.
К платформе выскочила четвёрка гнедых, выволокла на рельсы полевую пушку. Ездовые слетели с передка, отстегнули зарядный ящик, развернули орудие на прямую наводку. За наводчика встал поручик Давыдов. Приник к прицелу, закрутил маховик. Две секунды — выстрел. Снежный столб поднялся слева от бронепоезда. Орудийная башня на передней площадке начала разворачиваться. Давыдов снова закрутил маховик, двинул ствол по горизонтали. Выстрел — борт площадки промяло, из узкой щели в башне потянуло чёрным дымом. Добровольцы закричали «ура», бронепоезд ощерился в ответ пулемётными очередями и, как раненый зверь, пополз прочь.
Красные цепи приблизились. Толкачёв поймал в прорезь прицельной планки фигуру в рыжей шинели, плавно потянул спусковой крючок. Фигура вскинулась и замерла. Толкачёв передёрнул затвор, вынул из подсумка запасную обойму, вставил в магазин. Красные продолжали идти вперёд, не обращая внимания на потери. Нет, это не рабочие дружины, неподготовленные и необстрелянные, которые при первой же неудаче спешно поворачивают назад, — на Синявскую наступали строевые части.
Артиллеристы выкатили пушку к передовым позициям и ударили по наступающим шрапнелью. Над цепями зависли сизые облака, застрекотала, разлетаясь, свинцовая дробь. Такого обстрела не выдержат даже прожжённые войной фронтовики, но эти продолжали двигаться — прыжками, перебежками, пригнувшись — словно какой-то демон гнал их вперёд.
Вестерн. Не знаю, удалось ли мне внести что-то новое в этот жанр, думаю, что вряд ли. Но уж как получилось.
Злые люди похитили девчонку, повезли в неволю. Она сбежала, но что есть свобода, когда за тобой охотятся волхвы, ведуньи и заморские дипломаты, плетущие интриги против Руси-матушки? Это не исторический роман в классическом его понимании. Я обозначил бы его как сказку с элементами детектива, некую смесь прошлого, настоящего, легендарного и никогда не существовавшего. Здесь есть всё: любовь к женщине, к своей земле, интриги, сражения, торжество зла и тяжёлая рука добра. Не всё не сочетаемое не сочетается, поэтому не спешите проходить мимо, может быть, этот роман то, что вы искали всю жизнь.
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.