Гражданин Империи Иван Солоневич - [176]

[741]

В статье присутствует, конечно, и оценка Второй мировой, намечаются и планы на ближайшее будущее:

«Мы с вами в борьбе против нашего социализма были бессильны. И так же оказались бессильны в борьбе двух социализмов. Русская эмиграция, как это ни странно, до сих пор не отметила того факта, что товарищ Гитлер в занятых областях оставлял почти в полной неприкосновенности тот же социалистический строй, который насаждал в СССР товарищ Сталин, — и теперь товарищ Сталин организует в занятой им Германии приблизительно то же самое, что делается и на родине всех трудящихся. Если бы мы в схватке двух социалистических гадов приняли бы участие на любой стороне, то нас съел бы победивший гад — только и всего. И кроме того, если уж дело идет о гадах, то пусть уж русский гад сидит в Берлине, чем немецкий — в Москве.

Вот эти-то соображения определили наш не столько нейтралитет, сколько анабиоз… Никак нельзя сказать, чтобы из восьмилетнего периода молчания и бездействия наше движение вышло бы, как в таких случаях принято говорить, закаленным и прочее в этом роде. Организации у нас и до войны, собственно, не было никакой. Во-первых, потому, что мы еще не успели ее создать, а во-вторых, потому, что я решительно не видел: так что же бы стала делать эта организация, если бы мы ее и создали? Устраивать чашки чаю? Слать «пропагандистов» в СССР? Создавать унтер-офицерские курсы? Теперь у нас есть точка приложения наших сил: а) пропаганда среди иностранцев — вот в стиле нашей вкладки в первый номер газеты; б) так сказать, артельная обработка «Белой империи» — о чем я пишу в предисловии к этой книге и еще напишу в газете. Есть и еще кое-какие возможности — о них я пока в газете писать не буду»[742].

Первые номера, до приезда Дубровского, давались нечеловеческим трудом. Выкроить бы время на чтение новой литературы, которая не доходила до дипийских лагерей, а тут надо писать и писать самому. Одна книга все же так задела Ивана Лукьяновича, что он не удержался и послал письмо в журнал «Часовой», который восстановил уже к тому времени, насколько это было возможно в новых условиях, свою читательскую аудиторию в Европе. Солоневичу, конечно, хотелось таким образом и напомнить о себе прежним друзьям и врагам. И вот 10 октября он пишет В. В. Орехову (письмо опубликовано в декабрьском номере журнала):

«Милостивый Государь, Господин Редактор!

Только что вырвавшись из британской оккупационной зоны, отгороженной от остального мира бумажным занавесом всяческих цензур, я узнал, что наши социал-демократы, тт. Долин и Николаевский в своей книге «The Forced Labor in USSR» сообщили американскому и английскому общественному мнению, что в годы второй мировой войны так называемое штабс-капитанское движение — очень крупное — very important one по мнению авторов этой книги — «стало на службу Гитлеру», «пошло на восток» и прочее в этом роде. И что лично я был правой рукой и Гитлера и Геббельса.

Я не хотел бы обвинять наших социал-демократов в сознательной клевете — до сих пор они этим не занимались. Но все это не имеет решительно никакого отношения к действительности. Ни один из наших людей ни с немцами, ни «на восток» не пошел. Я был дважды арестован Гестапо, и все годы советско-немецкой войны провел в деревне в административной ссылке — очень вежливой, впрочем — хотя А. Розенберг и требовал моей полной ликвидации. — Почти никто из старой русской эмиграции в Германии не пошел: ни к Гитлеру, ни к Власову. Основания, по которым мы все или почти все этого не сделали — я сейчас излагаю в «Нашей Стране». — Эти основания можно считать достаточными и можно не считать достаточными, но во всяком случае «мы» не пошли. И так как ген. В. В. Бискупский и полк. Н. Д. Скалон заплатили за все это своими жизнями, то я считаю себя морально обязанным заступиться и за их доброе имя: мы все действовали приблизительно по одним и тем же мотивам и мы все имели перед остальной эмиграцией то несомненное, хотя и печальное преимущество, что мы были в Германии и что цели и методы германской политики мы знали лучше, чем кто бы то ни было»[743].

Всеволод Левашов-Дубровский по приезде в Аргентину без промедления включился в работу — вместе со своей молодой женой, Татьяной Киреевой, которой предстояло через много лет принять эстафету в издании «Нашей Страны».

«Так или иначе, мы устроились, — писал он 2 января 1949 года своему другу, художнику Ивану Марьянову, проживавшему в Чили. — Имеем крышу над головой, имеем питание и все самое необходимое для жизни. Плохо то, что все наше материальное благополучие зависит от газеты, а газета все еще пока не стоит на ногах достаточно твердо. Слишком большое расстояние разделяет место ее выхода от, так сказать, рынка. Этот рынок находится главным образом в США и Европе — на расстоянии полутора месяцев почтового сообщения. Дело осложняется еще и тем, что живем мы не в самом Буэнос-Айресе, а в 44 километрах он него, в Дель Висо. Приходится часто ездить в город, а это отнимает массу времени и сил»[744].

«Наша Страна» начала выходить с периодичностью один раз в две недели, по субботам. Довольно быстро сформировался круг представителей «Нашей Страны», а география их и вовсе оставалась неизменной долгие годы: США и Канада, Австралия, в Южной Америке — Чили, Уругвай, Парагвай, Бразилия, Венесуэла, в Европе — Германия, Франция, Бельгия, Италия и в Азии — Иран. Перечень стран, где проживали подписчики и авторы газеты, был гораздо шире.