Гражданин Империи Иван Солоневич - [174]

Юра и Инга шлют Вам и Вашей семье искренний привет и поздравление с чудом. Хорошо бы в будущем обходиться уж как-нибудь вовсе без необходимости в чудесах»[733].

И все-таки от новых беспокойств в Аргентине Солоневич не удержался: против судьбы не попрешь…

Соратник Солоневича Всеволод Левашев, всю войну проживший в Болгарии и даже издавший на болгарском языке брошюру под названием «Большевизм», также стал дипийцем. Первые послевоенные годы он провел в лагере в Парше в Австрии. Здесь он познакомился с Татьяной Киреевой, молодой русской эмигранткой из Белграда, поступившей во время войны на службу в гражданский отдел РОА. Их роман Н. Казанцев, нынешний редактор «Нашей Страны», описывает весьма поэтически: «…то, что началось легкомысленным флиртом завершилось драматическим образом. Без ума влюбленный в очаровательную девушку, моложе его на четверть века, Дубровский однажды вытащил из кармана пистолет и весьма убедительно процедил, что если она не выйдет за него замуж, тут же покончит с собой. Потрясенная Таня согласилась. Она не могла дать погибнуть человеку»[734].

Левашев был заочно приговорен к смертной казни болгарскими коммунистами за работу в Антикоминтерне и, опасаясь выдачи, сменил свою фамилию на фамилию дяди — Дубровский.

В 1948 году у него уже была виза, чтобы переехать из Австрии в США, но поскольку Солоневичу дали лишь визу в Аргентину, Левашев-Дубровский решил следовать за ним в Буэнос-Айрес. Компромиссный вариант — издавать газету параллельно в Сан-Франциско — был отвергнут в последний момент. На новом месте решили обживаться сообща[735].

И Солоневич, и Левашев, и многие другие ди-пи, всего 10 тысяч человек смогли попасть в Аргентину благодаря стараниям священника Константина Изразцова, которого в Русском зарубежье называли торжественно — «Апостол Южной Америки». Благотворительные организации и власти Аргентины не устояли перед просьбами доброго пастыря.

…ВЫСАДИЛСЯ В БУЭНОС-АЙРЕСЕ

Сегодня пока можно лишь мечтать о полном собрании сочинений Ивана Солоневича, которое составило бы не менее десяти увесистых томов. А почему бы и не помечтать? Вот такой, например, план:

Том 1 — статьи с 1911 по 1919 год: «Северо-Западная Жизнь», «Новое Время», «Вечерние Огни», сначала питерские, потом киевские, уже периода Гражданской войны.

2 — вся советская халтура, включая спортивные брошюры, которые халтурой все же не были.

3 — «Россия в концлагере» (с примечаниями, комментариями и рецензиями даже и на два тома наберется).

4 — публикации финского периода, в «Последних новостях», «Современных Записках», «Иллюстрированной России» и так — по мелочи (самый худой, наверное, томишко, страниц на 300–400, не больше).

5 — весь «Голос России» плюс повести из сборника «Памир» — здесь, наоборот, томище, по тысячу страниц.

6 — «Наша Газета» и «Родина» (в том числе «Белая Империя» и полемика вокруг нее) — то же самое.

7 — три части «Диктатуры импотентов».

8 — статьи из «Нашей страны» (в одну книжку уместятся с большим трудом).

9 — «Народная монархия».

10 — роман «Две силы» и сказка «Хозяева».

Расклад очень приблизительный, но вполне правдоподобный. И вот что из него получается: четыре из десяти томов — написаны или изданы (иногда — и то, и другое, а иногда — только написаны) в послевоенный период, который для Солоневича, за вычетом дипийского безвременья, равнялся всего-то пяти годам жизни. Но — последним годам, когда работоспособность его достигла таких высот, а внешние обстоятельства существования настолько отошли на второй план, что КПД «двигателя внутреннего сгорания» достиг предела…

Удивительна не только эта производительность — удивительно и другое. Те, кто имеет в своей библиотеке книги И. Л., изданные в последние 20 лет, по одному экземпляру каждого названия (а переиздано примерно процентов 70 всего творческого наследия), — сложите стопочкой на одной стороне своего письменного стола «довоенного» Солоневича, а на другой — «послевоенного». Разница! Пусть первые два тома из нашего виртуального собрания не изданы, а пятый и шестой — только отчасти, но и том № 8 примерно наполовину «пуст».

Задумаемся о другом: о южноамериканских пяти каторжных годах Солоневича написано не в пять, а в двадцать пять раз меньше, чем о его побеге и довоенной европейской жизни. В любой энциклопедической биографической справке (если еще повезло с энциклопедией), в любой статье или предисловии к книге Солоневича, открывайте любую наугад

Нет материала? Не добраться до архивов? Да, объективные причины существуют. Но есть и такой момент, что «холодная война», точнее поражение в ней СССР, еще гвоздит сердца многих соотечественников, от самых низов до самых верхов. Ведь — о ужас! — Солоневич призывал к победе США над Советским Союзом… Он говорил: «да здравствует война!» уже тогда, когда появилась атомная бомба.

На самом деле ничего не изменилось. И в 1930-х, и в 1940-х Иван Лукьянович утверждал примерно одно и то же: без внешнего толчка, без войны советскую власть не сбросить — настолько силен аппарат слежки и принуждения, выстроенный «пламенными революционерами». Изменился только «вероятный противник» — тогда Германия, теперь Соединенные Штаты.