Границы сред - [27]
На обычный, человеческий язык это проще всего сравнить с проездом по арене цирка на неоседланной лошади, жонглируя при этом в две петли — отдельно кинжалами, отдельно горящими факелами, причем на каждом круге лошадке нужно давать понять, что пора подняться в рысь или в галоп, привстать на одно колено, помахать публике передней ногой, постукивать по борту арены в тех местах, где привязаны колокольчики и на каждом круге кланяться оркестру.
Не так долго, два часа, на исходе второго часа в контрольный пост встает дублер качегара, аккуратно перехватывает кинжалы и факелы, в то время как всадник быстро соскакивает с лошади, давая место сменщику, и уже сменщик, пустив лошадку дальше рысью, аккуратно перетягивает на себя все потоки из рук дублера, пока отработавшего смену качегара на мягких, подламывающихся ногах кто-то из команды ведет спать. Их сменяют каждые два часа, пока состав идет варпом, а иногда и меньше, во время варп-шторма, потому что и человеческий мозг, и человеческие мышцы таки имеют свои пределы, а варп — насколько известно людям — на пределы плевал.
По результатам у качегаров потрясающе рельефная мускулатура. Она знала об этом — раньше, но не представляла, насколько. И как безошибочно те умеют двигаться. И какова их чувствительность к малейшим изменениям обстановки и ээ, ритма.
Она залпом выхлебала весь стакан и снова мысленно покосилась в сторону состава.
Майя всю жизнь, сколько себя помнила, прожила на космических станциях, в считанных метрах от вакуума. С точки зрения планетников даже станционеры — это люди с совершенно отшибленными механизмами самосохранения. Ну, примерно как с точки зрения кочевого скотовода из прерий — житель мегаполиса: спустился в ящике на веревках с пятидесятого этажа, перебежал дорогу перед строем рычащих железных повозок… у всех нас свои риски и свои привычки.
Но варперы, знаете ли, это совсем специфические люди. И то, что они живут почти постоянно вне информационных потоков человечества — даже не самое в них странное. Куда удивительнее их привычка — способность — модус — не возвращаться. И даже, видимо, не оглядываться.
Она проверила четвертый раз, отправила ли она ежедневное письмо Сусьяхе Герр-Загенхофу, маминому нейрофизиологу — отправила, и отправила — отправила? Да точно, точно отправила — отдельный длиннющий блок записей про всё на свете, которые хитрый жук Сусьяха обещал уже сам нарезать на коротенькие ежедневные письма, пока она не доберется до новой постоянной локации. Концепцией перемещения в долгом варпе они совместно решили маму пока не грузить.
Шевельнулось… Майя почувствовала, как сингулярность у нее в голове быстро протянула что-то и выставила заслон.
Ты подумаешь об этом, обещаю.
Моя работоспособность не изменится, если…
Изменится. Не напрямую. Но все то, что ты потратишь на урегулирование неминуемого кортизольного удара и его психосоматических последствий, ты не потратишь на работу, а нам всем остро необходимо, чтобы ты работала как адская гончая.
Майя сходила за вторым стаканчиком местного аналога капучино (кислые ягодки были особенно хороши), посмеялась какой-то шутке в группе, ущипнула за попу Артема, обнимавшего сразу двух провожающих девушек, вернулась и сложила ноги на журнальный столик. Она чувствовала себя расслоившимся коктейлем, и совершенно неясно было, сколько тут виновато вмешательство сингулярности.
Самый чистый слой — прозрачная ярость. Гончая? Адская гончая? Я буду, блядь, собака баскервиля, только скажи мне, большая сестра, кого съесть. Дай мне только взять след.
Тихо, — сказала сингулярность, — тихо. Тихо, тихо, ты идешь по следу, уже. Выйди отсюда, выйди.
Ты меня так пошагово всю заблокируешь.
Ну, что ты. Когда настанет момент, этот слой у нас будет самый активный, моя маленькая зубастая девочка. Не трать его в дороге, он не бесконечный, хоть тебе и кажется, что иначе.
Ок. Ок.
Тот слой, о котором вообще нельзя было думать, лежал на дне, и между ним и сознанием стояла, как ладонь, преграда сингулярности.
Вот сяду в экспрессе в бодрое купе и все три дня буду думать
И на приезде ты будешь нетрудоспособная медуза, отлично придумала, да.
И что мне остается? Снова дрочить на качегарский пост? Как будто ничего не случилось?
А ты считаешь, что должна остановить себе поступление ресурсов? Отличная идея, с точки зрения поддержки работоспособности.
Ну правда, это же невыносимо.
О тех, кто точно спасся, я тебе сказала. Погибших еще никто не считал и сводить ближайшие пару месяцев не будут, там живые люди на времянках, пока всех не вывезут, упорядочивать безвозвратные потери никто не будет. Будут хорошие новости — тебе сообщит любая сингулярность этого чертова мира, клянусь.
Не любая, — острой льдинкой скользнула между ними майина мысль.
Сингулярность отозвалась не словами.
Это был сырой, совершенно человеческий эмоциональный пакет.
О, детка, как мы все надеемся, что в этом ты ошибаешься.
Так, — сказал Товарищ Пак локалкой, — имеется объявление.
По всему составу — в дальнем негерметичном карго, под обшивками пузырного генератора, в каютах, на столе массажной комнаты, в кубрике, в сортирах, с недонесенной ложкой иливозбужденным членом, или с маркером переноса таблиц в руках, или в перчатках недоигранной стрелялки, с пальцем во рту, только что обожженным железной кружкой, в которую какая-то зараза налила слишком горячее матэ, с бутербродами, инструментами, полунадетым таби и ногой на весу — вся команда остановилась, нахмурилась и выказала готовность усвоить капитанскую информацию.
Немолодая женщина из нашего времени попадает в тело юной аргентинки конца 19 века. Ей обещаны два подарка — от Зла и Добра, но вот чего она не ожидала, это того, что хозяйка тела по-прежнему здесь…
С маленькой Лушей случилась беда, и Женька понимал, что в этом есть и его вина. Так что, едва появилась хоть и очень странная, но возможность попытаться помочь — он не колебался…
Слишком многое изменилось и продолжает меняться. Каково это встретить ту с которой был в своей одной из жизней? Каково вновь всё это вспоминать и оглядываться. Задаваться вопросами… Вопросами от которых больно. За спиной в каждом из миров было что-то или… Кто-то… Оставлен. Шутки кончились. Больше нет возможности убежать и спрятаться. Они находятся за спиной… Уязвимые и слабые. Те, кто стали для меня всем. Первая жизнь уже давно похожа на негатив… От человека слишком мало осталось. Что же… Буду защищать их как умею… Как привык.
Согласно правилам вампирских кланов, Последний клан созданный Носферату, должен собрать всех своих собратьев в одном месте, избрать главу, выбрать город, где они останутся жить и прочее и прочее,но кому это надо? Вампиры Последнего клана жаждут пользоваться своими способностями, жаждут жить на полную катушку, какие ещё правила? Большая сила, это большие возможности и идёт к чёрту весь мир — вот то, что могло бы стать их девизом. Содержит нецензурную брань.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.
Давным давно поэты были Пророками с сильной магией. Из-за катаклизмов после войны чары в Эйваре пропали, и теперь песня — лишь слова и музыка, не более. Но, когда темная сила угрожает земле, поэты, что думали лишь прославиться своими песнями, получают задание важнее: вернуть миру утраченные чары. И путь в Другой мир, где остались чары, подвергнет опасности их жизни и проверит глубинные желания их сердец.
