Граница в огне - [38]

Слезы застилали глаза Евдокии Власовой, когда, подымая рюмку, смотрела она на Баштыка. Ведь принимая их, «большевичек», Баштык мог навлечь на себя преследование. Она долго подыскивала слова для ответа хозяину, но так и не нашла слов, которыми можно было бы выразить все свои чувства.

— Спасибо вам, Петро и Ульяна! — сказала она просто. — Мы верили, что вы останетесь советскими людьми, и поэтому зашли к вам.

И, глядя на хозяев, Гласова вспомнила слова Мулявко: «Любите местных людей! Они нас ждали!»

Да, особенно в эти трудные дни сама жизнь подтвердила правильность слов секретаря районного комитета партии.

Не только Баштык, но и другие жители древнего села Скоморохи по-дружески отнеслись к семьям пограничников и, чем могли, помогали им в беде. Это были старый Никита Пеньковский, Грицько и Федора Саганские, колхозники Баран, Антосюк и другие. Они скрывали женщин с детьми у себя на квартирах, спасали их от облав, когда фашисты хватали людей для вывоза в Германию. Помощь и отзывчивость бывших колхозников села Скоморохи к женам пограничников помогли им пережить мучительные годы оккупации.

* * *

А в Скоморохах под гитлеровским сапогом было действительно тяжко. Особенно отравляли жизнь немецкие холуи — украинские националисты. Чего только не приходилось терпеть от них!

В бывшей комнате сельсовета села Скоморохи куда жены пограничников должны были явиться по прибытии на регистрацию, сидел, развалившись в мягком кресле, старший полицай — кулак Иосиф Гукайло. Он был удивлен появлением женщин с заставы в его канцелярии и сначала не знал даже, как начать разговор с ними.

Потом, вспоминают женщины, он встал, почесался, подтянул брюки и, схватив со стола кнут, закричал:

— А знаете вы, кто я? Захочу — будете жить, захочу — расстреляю! Я его наместник здесь, в селе! — и он «пужалом» кнута показал на портрет Гитлера.

* * *

Холодной осенней ночью, в это страшное время установления «нового порядка» на землях Сокальщины, Евдокия Гласова отважилась пробраться к развалинам тринадцатой заставы. Вместе с ней туда отправились Петр Баштык и Погорелова. Первым через окошко спрыгнул в подвал заставы Петр Баштык. Он помог спуститься туда и женщинам.

Полуистлевшие матрацы были завалены обломками кирпича. Бочки, на которых некогда сидели пограничники, были перевернуты или разбиты. Чиркая перед собой спичками, Петр Баштык помог Гласовой пролезть в узенькую дыру в стене, в тот самый отсек, где она оставила тело своего мужа.

В полной темноте Гласова сломала одну за другой несколько спичек. Наконец ей удалось зажечь огарок церковной свечки. Пламя, растопляя воск на фитиле, увеличивалось, и при его дрожащем, зыбком огоньке Гласова нашла высохшее тело мужа. Все еще забинтована простыней его голова. Почти вся одежда истлела.

Гласова осторожно приподняла легкое, почти невесомое тело мужа. Она обыскала остатки его одежды и нашла в одном из карманов плотный кожаный бумажник. В нем — партийный билет и алое, покрытое темными пятнами крови, воинское удостоверение младшего лейтенанта пограничных войск НКВД Павла Гласова. Здесь же была и кандидатская карточка ленинградца Галченкова.

Все эти документы Евдокия Гласова сберегла в потаенном месте. Как только в июле 1944 года авангардные части Советской Армии ворвались в Сокаль, отбрасывая гитлеровцев дальше, за Буг, она пошла разыскивать среди работников, прибывших вместе с передовыми частями Первого Украинского фронта, нового секретаря Сокальского районного комитета партии. Она вручила ему, представителю партии, воспитавшей защитников тринадцатой заставы, два партийных документа коммунистов-пограничников.

Все это случилось спустя три долгих года, когда она свободно могла ходить по улицам Сокаля, не страшась немецких фашистов и их прислужников.

В ту же страшную осеннюю ночь 1941 года ей удалось с помощью Петра Баштыка вытащить прах мужа из-под развалин заставы и похоронить его на старинном сельском кладбище.

…После того, как стаял снег с полей, 25 апреля 1942 года, жены пограничников пришли сюда снова.

Семь могил разрыли Погорелова и Лопатина в поисках своих близких. Погорелова ходила и к мосту возле хутора Ромуш. Но найти труп мужа ей не удалось.

В лощине около заставы, где некогда Алексей Лопатин переговаривался с крестьянками из Скоморох, приползшими с хлебом для пограничников, женщины заставы нашли большую братскую могилу. Сверху в ней чуть-чуть присыпанный землей лежал слесарь Ковровского экскаваторного завода, лейтенант Алексей Лопатин, с честью выполнивший свой долг перед Родиной.

Все документы его исчезли, лишь в наружном кармане гимнастерки женщины нашли аккуратно завернутый в плотную бумагу черновик автобиографии Алексея Лопатина и производственную характеристику с последнего места работы.

В своей автобиографии Алексей Лопатин писал:

«Родился я в 1915 году в семье рабочего и сам стал рабочим. Место рождения — деревня Дюково, Шуйского района, Ивановской области. До 1930 года жил с родными и учился в колобовской семилетке.

Полностью школу мне окончить не удалось. Я окончил только 6 классов ее; в июле 1931 года поступил учиться в школу ФЗУ при инструментальном заводе в городе Коврове. Учился в фабзауче до 1933 года и после школы стал работать на экскаваторном заводе в том же городе Коврове. На экскаваторном заводе проработал до 1937 года. В этот год меня призвали в армию. В рядах РККА и нахожусь по настоящее время.