Граненое время - [27]

— Василий, не задирайся, — вполголоса сказал брату Захар.

Витковский молча наблюдал всю эту сценку. Впрочем, Синев его не удивлял: он и в армии не отличался выдержкой.

— Мы обсудим, разберемся, товарищ Осинков, — отступал тем временем, прикрывая своего зама, Братчиков. — Постараемся найти выход из положения.

— Нет, я отказываюсь понимать ваши порядки! Кто же здесь управляющий? Синев или вы? Вы или Синев? Я доложу первому секретарю. Сегодня же, сейчас же!

Синев снял трубку, заказал разговор с обкомом.

— Зря волнуетесь, товарищ Оси́нков.

— Осинко́в.

— Простите, вечно путаю ударения. Сейчас нас соединят с первым секретарем, и все станет ясно.

— Я обойдусь без вашей помощи.

— Нам бы очень хотелось этого. Хлеб хлебом, но мы тоже не можем останавливать стройку. Верно? Верно. Скоро ударят ночные заморозки, а у нас три тысячи человек живут в палатках. Поймите, товарищ Оси́нков... виноват, Осинко́в.

— Не тратьте время.

— Верно, мы слишком долго убеждаем друг друга в том, в чем давным-давно убеждены.

Зазвонил телефон. В комнате установилась тишина.

— Пожалуйста, товарищ Осинков, соединяют с первым, — Синев подал трубку, но уполномоченный по Целинному району сердито отвернулся.

— Что?.. Никто не отвечает? Какая досада! Перенесите разговор на вечер. — Он отодвинул телефон и косо глянул, тая усмешку, на Осинкова.

— Считаю, Алексей Викторович, что вопрос остается открытым только до завтра, — сказал Осинков. — Завтра получите решение бюро райкома.

Братчиков утвердительно наклонил свою седую голову.

— Вы, кажется, оговорились, речь идет о решении бюро обкома, — сказал Синев.

— Раньше за подобный саботаж выгоняли из партии!

Синев вспыхнул, подошел к Осинкову и, чеканя каждое слово, сказал ему в лицо:

— Не удастся вам сделать меня беспартийным. Опоздали, дорогой товарищ.

— Посмотрим, посмотрим... — в замешательстве говорил тот, направляясь к двери.

Витковский и Захар тоже встали.

— Жаль, что не договорились мирно, — прощаясь с Синевым, сказал Витковский.

— По вашей вине.

— То есть?

— У вашей стороны не оказалось законных полномочий.

Захар покачал головой неодобрительно и вышел вслед за директором совхоза.

Строители остались одни. С минуту они молчали, остывая после этой перепалки. Алексей Викторович бесцельно перебирал служебные бумаги на столе. Зареченцев углубился в чертежи, а Синев мерным шагом ходил по кабинету. Наконец он остановился, спросил Зареченцева:

— Вениамин Николаевич, вы знаете этого Осинкова?

— Встречался иногда в президиуме какого-нибудь собрания.

— Хорошо, что его поздно стали выбирать в президиум, а то бы такой  д е я т е л ь  не одного упрятал туда, где Макар телят не пас, — он вспомнил шофера Гущина и улыбнулся.

— Да, мужик крутой.

— А отступил, когда дело дошло до первого секретаря, — сказал Братчиков.

— Не понимаю, почему вы-то готовы были отдать грузовики без боя? В такое время?

— Видите ли, Василий Александрович, — неохотно начал, протирая пенсне, Зареченцев, — возможно, придется законсервировать стройку до весны.

— Что, что?!

— До холодов остается месяц-полтора, а на площадке подготовлено к сдаче в эксплуатацию максимум четыре тысячи квадратных метров жилой площади. Примерно столько же находится в заделе. Мы не можем рисковать здоровьем людей. Кстати, чтобы сохранить кадры, временно переведем их на соседние стройки.

— Зачем же было огород городить? Это что, окончательное решение или только предположение?

— Это мнение некоторых товарищей из совнархоза.

— В том числе и ваше? Тогда мы с вами, Вениамин Николаевич, непримиримые враги.

— Хочу верить, что не на всю жизнь.

— Мнение некоторых товарищей! А вы посоветовались, к примеру, с теми товарищами, о здоровье которых так печетесь? Что они скажут, как вы думаете? В конце концов речь не только о консервации стройки. Это еще полбеды. Но в какое положение вы ставите людей? Молодых людей? Какое разочарование вызовет у них эта ваша консервация?.. Что же ты молчишь, Алексей?

— Мы уже здесь накричались до хрипоты. Вечером партийное собрание, надо поберечь голосовые связки.

— Партсобрание? Очень хорошо. А завтра надо собрать всех рабочих.

— Не следует устраивать митингов, — недовольно поморщился Зареченцев.

— Вениамин Николаевич, я уважаю вас как опытного специалиста...

— Весьма признателен вам.

— Но без горячих слов не обойдется. Стройка — это не только проекты, техника, материалы. Значительная часть жизни каждого из нас накрепко связана теперь с этой стройкой. И уж разрешите нам помитинговать. Если с нами не согласятся в совнархозе, пойдем в обком, не согласятся в обкоме — тогда в ЦК. Строителям нечего терять, кроме своих палаток! Так, что ли, Алексей?

— Гм...

— Наступление, как говорил еще Клаузевиц, сильная форма обороны.

— Послушайте, товарищи, положение весьма, весьма сложное, — Зареченцев свернул в трубочку план микрорайона и подошел к окну. — Нас подвели железнодорожники. Мы надеялись, что они откроют рабочее движение по новой ветке в июле, максимум в августе. Однако первый поезд прибудет на площадку, видимо, не раньше октябрьских праздников. Наличный автопарк не сможет обеспечить подвоз материалов, необходимых для достройки начатого жилья. Мы вступим в зиму абсолютно неподготовленными... — Он говорил тихо, не спеша, по памяти называя цифры.