Грамматика японского языка - [32]
'беден' - отрицательный, автор имеет в виду лексическое значение данных слов, подходя к ним с несколько особой точки зрения. Однако различение этих пар как разных частей речи (что вполне правильно) мотивировано только морфологически - различием форм спряжения. Это сопоставление выявляет лексикограмматическую близость глаголов к такого типа прилагательным (чисто японским, с окончанием i, именующимся keiyōshi), благодаря которой и возможны антонимичные пары, состоящие из глагола и такого предикативного прилагательного.
[8]
В современном языке имеется существительное kojiki 'нищий'.
[9]
Sakō пишется по старой орфографии sakau, по новой sakou; аналогично пишется и окончание этой формы всех глаголов данного спряжения. О служебных глаголах (jodōshi) см. комментарии, т. I, гл. XI, прим. 1.
[10]
Здесь дан традиционный перевод терминов "bungo" и "kōgo", вполне соответствующий их буквальному значению и согласующийся с тем значением, которое они имеют исторически и которое сохраняется за ними в истории японского языка. Однако в XX в. значение термина kōgo фактически изменилось: разделение на письменный и разговорный языки с разными грамматическими формами и в известной мере разной лексикой, существовавшее до конца XIX. в., исчезло, поскольку разговорный язык стал и литературным языком. Письменный язык - bungo - со своими грамматическими формами остался только языком официальной документации, но и из этой области он был изгнан в 1945 г., после капитуляции Японии. Таким образом с этого времени во всех областях современного языка возобладал kōgo. Поэтому термином kōgo в настоящее время фактически обозначается вся система грамматических форм современного языка в противопоставление грамматическим формам старого письменного языка. В современном языке есть и свой письменный и свой разговорный стили (а не системы грамматических форм); последний именуется точно "разговорный язык"- "danwago" (danwa - разговор). Характеристику bungo дает Н.И. Конрад в статье "О литературном языке в Китае и Японии", "Вопросы языкознания", 1954, № 3.
[11]
Заимствование иероглифической письменности (одновременно с распространением китайского языка, на котором написаны некоторые памятники древней японской литературы; см., например, сл. прим.), происходившее на протяжении VI-VIII вв., имело двоякое следствие. С одной стороны, с каждым иероглифом постепенно прочно связывалось японское слово, раскрывавшее его значение, благодаря чему с течением времени японцы сумели применить эту письменность идеографически для записи слов своего языка (вначале для этой же цели они применяли ее фонетически и на этой основе создали свой фонетический слоговой алфавит - "kana"). Японские слова, раскрывающие значение иероглифов, получили название "kun" ('пояснение'), а при чтении иероглифа - "кунное чтение" (kundoku). С другой стороны, связанные с иероглифами китайские слова стали постепенно усваиваться японским языком, причем в процессе этого усвоения они постепенно изменялись в соответствии с фонетикой японского явыка (см. комментарии, т. I, гл. IV, прим. 29). Эти усвоенные японским языком, часто фонетически измененные китайские слова получили название "on" ('звучание'), а при чтении иероглифа - "онное чтение" (ondoku). Одни on вошли в японский язык как слова, другие (таких большинство) - в состав сложных слов, как корневые и аффиксальные морфемы, из которых впоследствии в самой Японии стали создавать и создают до настоящего времени новые сложные слова. Слова из on, независимо от места, где они образованы - в древнем Китае или в Японии,- именуются "kango" 'китайские слова' (от китайского слова Хань - наименования одной из древних китайских династий, служившего в ту эпоху обозначением самой страны Китая).
Все это в последующие века дало японцам возможность читать китайский текст непосредственно по-японски, а именно, произнося китайские знаменательные слова по онному чтению, минимально изменяя их порядок, но придавая им необходимое по нормам японской грамматики грамматическое оформление, т.е. добавляя японские окончания, частицы и служебные слова, однако вместе с тем сохраняя в искусственном переводе ряд служебных элементов китайского текста, требующихся грамматическими нормами китайского языка. Китайские тексты при издании в Японии, помимо буквенных грамматических разметок, снабжались специальными значками, облегчавшими читателю необходимые перестановки и добавление японских служебных элементов (ср. комментарии, т. I, гл. XII, прим. 1), и получили название "kanbun" ('китайский текст'), а стиль такого почти буквального перевода именуется "kanbun chokuyakutai". Значение этого стиля для формирования современного японского языка освещается у П.И. Шеманаева, К истории образования современного японского литературного языка, 1951, диссертация.
[12]
Японская историческая хроника "Nihongi" (720 г.) написана по-китайски. Перевод ее на современный японский язык сделан с максимальным дословным приближением к китайскому тексту в стиле, о котором шла речь в предыдущем примечании.
[13]
Под ранним средневековьем здесь подразумевается не VII-XII вв., как обозначает этот период истории Японии советская историческая наука; так переведен японский термин "
Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
Предлагаемое пособие имеет практическую направленность и нацелено на то, чтобы помочь учащимся подготовиться к выполнению самых сложных заданий на Едином государственном экзамене по русскому языку (часть «С»), т.е. к написанию сочинения-рассуждения в жанре, близком к рецензии или эссе. В пособии даны речевые образцы и методические шаги по выстраиванию сочинения-рассуждения в жанре рецензии, указаны типичные, часто встречающиеся на ЕГЭ грамматические и речевые ошибки, предложены советы, как начинать и завершать письменную работу, приведены основные параметры стилей речи и образцы рецензий по каждому из них.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.