Град Екатерины - [9]
— Ты, Федя, сам подумай, ты нешто видал где, чтобы на сорок молотов завод стоял?
— Не, не видал.
— Вот и я про то же. Значит, не могет.
— А Бурцев говорил, что на сорок. Капитан Татищев самолично чертежи сделал.
— Сам, говоришь?
— Вот те крест! — Федор истово перекрестился.
— Ну, если сам Татищев, тогда, может, и могет!
Оба рассмеялись, довольные, что договорились. Федор продолжил:
— Тут, брат, главное — плотину крепко набить. Чтобы паводком не снесло.
— Это точно. На Верхнекаменском-то какая плотина была, а снесло. Так там речку-то переплюнуть можно, а тут — силишша-то какая! Снесет!
— Не, не снесет!
— Снесет!
— Не снесет!
— А я говорю — снесет!
— А я говорю — не снесет!
— А давай спорить!
— А давай!
— А на што?
— А вот ты ежели проспоришь, то мне вершу свою отдашь.
— А ты… а ты мне самострел свой.
— По рукам?
— По рукам!
Мужики хлопнули друг дружку по рукам под одобрительный хохот остальных работников.
— Ох, порыбачу!
— Ох, поохочусь!
— Слышь, Федор, а давай-ка нашу!
Федор чистым, звонким голосом запел о реке-матушке. Петро попытался подтягивать, но зафальшивил. Смех усилился. Потом кто-то подхватил песню, за ним другой, и вот она уже, набирая силу, понеслась над Исетью, заполняя собой все вокруг.
Карета с Блюэром и Бурцевым, а за ней подвода с солдатами въехали во двор невьянской конторы Демидовых. На крыльцо вышел Феоклистов.
— Здрасьте, господа, с чем пожаловали? — явно с издевкой спросил он.
Бурцев достал пакет.
— Письмо от Татищева привезли. Где Демидов? Пусть прочтет и ответ даст.
Феоклистов улыбнулся.
— Ответа никакого не будет, мы капитану Татищеву не послушны, указов его не принимаем, и ему до нас дела нет. Если же Главное правление будет посылать людей с указами, то таких посыльщиков будем содержать скованными, в тюрьме.
— Ты как, собака, с начальником разговариваешь?! — грозно прикрикнул Блюэр.
— Ты, господин хороший, давай-ка не собачься тут, а не то живо укорот получишь. Видали мы всяких.
Разъяренный Блюэр подошел к Феоклистову, и в этот момент на крыльце появился Акинфий Демидов. Не здороваясь, обратился к посланникам:
— Мне с вашим капитаном много говорить нечего. Мне он не начальник. Мы грамоту от государя Петра Лексеича имеем, за личной подписью. Он нас, Демидовых, здесь на заводы поставил, он, ежели чего, и спросит. Так что позвольте откланяться.
В это время к Бурцеву подбежал унтер-офицер и что-то сказал на ухо, показывая при этом на Андрюху Журавлева, стоявшего тут же, среди демидовских. Бурцев кивнул. Унтер дал команду солдатам схватить беглеца. Блюэр крикнул в спину уходящему Демидову:
— Нехорошо, господин Демидов, беглых у себя прятать. Это преступление!
Солдаты остановились. Вперед Андрюхи вышли люди Демидова. Сам Андрюха, спрятавшись за их спинами, смотрел со страхом и надеждой на Акинфия. Тот обернулся к Блюэру:
— От Демидовых выдачи нет. Это зарубите себе на носу! Если ко мне пришел, значит, ваш капитан — плохой хозяин. От хороших не бегут. А работает он у меня на Россию-матушку, а не на пашу турецкого. Я для государя металла да оружия супротив вас вдесятеро поставляю. Не вам с меня спрашивать. Мои дела меня токмо и касаются. Доброй дороги.
Солдаты сдали назад под напором наседающих людей Демидова. Сам Демидов пошел в дом. Блюэр крикнул ему вдогонку:
— Так какой ответ передать Татищеву?!
Акинфий Демидов резко обернулся:
— А передайте своему щенку, чтобы сидел тихо у себя в Уктусе, а в мои владения не совался, не то живо хвост ему прищемлю.
Демидов скрылся в доме. Феоклистов скомандовал своим людям:
— А ну, ребяты! Гоните-ка взашей гостей непрошеных! Ату! Ату их!
Демидовские начали напирать на команду Блюэра. Тем ничего не оставалось, как ретироваться. Бурцев шипел сквозь зубы, так, чтобы слышал только Блюэр:
— Погоди! Погоди, господин Демидов! Еще, даст Бог, поквитаемся с тобой!
Блюэр и Бурцев прыгнули в карету, солдаты на подводу и под улюлюканье толпы, подняв облако пыли, поспешили прочь.
Татищев приехал проверить, как идет строительство уктусской школы. Рабочие укладывали пятые венцы и размечали места будущих окон.
С Татищевым был и будущий учитель, дьячок Петр Грамотчиков. Василий Никитич внимательно осмотрел углы венцов и заметил сопровождающему их мастеру:
— Хорошо складываете, не по старинке.
Степан со знанием дела ответил:
— Как же, не «в обло» кладем — «в лапу».
— Правильно, чай, не хоромы боярские строим, а храм просвещения. Хорошо, хорошо. А что, Степан, сколько окон будет в классе?
— Так три, ваше благородие. Вот, как по чертежу указано.
— А ты, Степан, сделай четыре, пусть свету поболе будет. Сладишь?
— Так мне что, как скажете, так и сделаем.
— Вот и договорились.
Возле строительства сновала стайка любопытных пацанят.
— Вот они, дьяк, твои будущие ученики, — обратился Татищев к Грамотчикову. — Будущее нашей горной столицы…
Грамотчиков и Степан с недоумением глянули на Татищева.
— Что, удивил я вас? Да, да, будет здесь большой город-крепость. Самый большой на Урале. Будем выше по течению Исети плотину бить, завод новый строить. Да такой, каких не только Россия, а и вся Европа не видывала! Лес-то для нее уже готовить начали. Избы рубят. Скоро тут такое развернется! А, вот эти пацаны выучатся в наших школах и будут грамотными мастерами. В люди выйдут. Они — наше будущее. Им поднимать славу уральского металла…
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.