Град Екатерины - [11]
— Так женатый я! — улыбается Бердышев.
Офицер улыбнулся. Трифон повернулся к Андрюхе:
— Что, свово пожалел, падла?
Андрюха смолчал в ответ и старался не глядеть на Трифона. Связанных поволокли к спрятанным в овраге коням и, перекинув через седла, тронулись в обратный путь…
Третье донесение Татищева дошло по назначению. Демидову было указано из столицы о недопустимости чинимого им беспредела.
На плацу Тобольского полка, у казармы, были выстроены в две шеренги, лицом к лицу солдаты. В руках палки. Все мрачны, каждый понимал, что сам может оказаться в следующий раз на месте наказуемого. Только один Сморчок плотоядно улыбался. Чуть в стороне стояли барабанщики, готовые по команде играть дробь. Вот из деревянного строения, служащего гауптвахтой, два солдата и сержант вывели раздетого Андрюху, со связанными спереди руками. Конец веревки держал Бердышев. В Андрюхиных глазах не было страха. Только ненависть и упрямство. Он что-то шептал засохшими, потрескавшимися губами, словно молитву читал. Бердышев отдал одному из солдат команду. Тот достал холщовый мешок и надел Андрюхе на голову. На плац из канцелярии вышел майор Бриксгаузен. Остановившись, смотрел некоторое время на Андрюху, затем на солдат, скользя взглядом по обеим шеренгам, будто проверяя готовность выполнить очередной приказ. Наконец поднял руку в перчатке и дал отмашку. Барабанщики заиграли дробь. Андрея повели сквозь строй. Каждый ударял его по спине палкой. Офицеры зорко следили, чтобы никто не шельмовал. Все отпускали удары с одинаковой силой. Так, что и не скажешь, что жалеют Андрюху, но и не особо усердствовали. Один лишь Сморчок, дождавшись очереди, аж выпрыгнул из строя и с большого замаха опустил что есть сил палку на спину Журавлева. Со всех сторон послышалось:
— Гнида!
— Сволочь!
— Подожди, доберемся до тебя!
— Держись, Андрюха!
Майор крикнул:
— О-отставить! Ра-азговорчики!
Солдаты умолкли, только продолжали недобро глядеть на Сморчка. Вот наконец последний удар. Бердышев отвел Журавлева к гауптвахте, снял с головы мешок и развязал руки. Андрюха без сил рухнул на траву.
На спине алели рубцы от ударов. Один, самый большой, уже начал набухать, словно какой-то зверь проник внутрь и силился вырваться наружу.
— Силен парень, даже не пикнул, — процедил Бердышев. — Благодари Бога, что в меня не попал, а то бы сейчас на колесе подыхал вместе со своими дружками…
Андрюха приподнялся на руках, из запекшихся губ вырвалось:
— Все одно сбегу! — и упал ничком на землю.
Зима, конец 1721 года
В морозный вечер конца 1721 года к зданию Горного управления, бренча колокольчиками, подъехал роскошный санный поезд. Санная карета Демидова, несколько саней с попутчиками, челядью и припасами и конный отряд охраны. Из кареты вылез Акинфий Демидов и, махнув рукой охране, пошел в контору. Татищев сидел в своем кабинете и разговаривал с берг-шрейбером Иваном Федоровичем Патрушевым. Без стука открылась дверь, и на пороге возник Демидов.
— Здравствуй, Василий Никитич! Здравствуй, Патрушев! Что, Татищев, не ждал? Принимай гостя. Сам ко мне не показываешься, так дай, думаю, приеду, авось не выгонит.
Следом за Демидовым зашли два молодца с корзинами, полными припасов. Выставили все на стол и исчезли. Школа!
— Чем уж богаты, как говорится! — заприбеднялся Демидов. — А то поедем на природу-волюшку. У меня все с собой. И бабы, и балалайки… Погода-то, ты посмотри! А не хошь, так здесь давай!
— Так кто гость, а кто хозяин? — Патрушев посмотрел вопрошающе на Татищева. Тот развел руками, мол, что тут поделаешь?! Иван Федорович встал, придерживая сохнущую правую руку.
— Я, пожалуй, пойду, Василь Никитич. Посмотрю в канцелярии отчеты.
— Что ж, иди, Иван Федорович, принимай с Блюэром дела. Я попозже к вам подойду.
Патрушев вышел. Демидов ухмыльнулся ему вслед.
— С этим не много попируешь. Вот ты другое дело! Орел! — и, выдержав небольшую паузу, переспросил: — Так ты что, Василий Никитич, уезжать куда собрался? Не в Кунгур ли? А то давай, поехали вместе.
— Нет, в Петербург. Здесь дольше сидеть да ждать мочи нет.
— Что, не под силу ноша оказалась? Оно понятно: заводами управлять — не из пушечек палить. Тут талан иметь надобно. И нутро железное.
— Ты, Акинфий Никитич, что, опять за старое? Я-то уж подумал было, что ты по делу по какому приехал али просто подобру.
— Да не обижайся ты, не обижайся. Я ведь серьезно говорю. Обидеть не хотел. Оно и вправду нелегкое дело — заводы-то поднимать. В особицу после горе-предшественников.
— А я их не виню. Что они в одиночку сделать могли? Тут нужно не латать старье, а строить по-новому, с большим заделом. Да вот только ни сибирское горное начальство, ни Берг-коллегия не принимают никаких решений. Горное начальство валит на Берг-коллегию, та — на Сенат… то им медь подавай, то серебро. Я понимаю: только закончилась война со шведами. Казне нужно чеканить деньги. Но и железо и чугун — это ведь не просто деньги. Это огромные деньги. Здешнее железо лучше олонецкого. Его в Европе с руками оторвут. Надо все силы на развитие железоделательных заводов бросать, а мы все ни тпру ни ну. Я на свой страх начал строить исетский завод. Но начать — это полдела. Нужны люди, мастера, средства. А у меня всего этого нет. А надо. Ох как надо, Акинфий Никитич! Потому и рвусь в столицу. Потому-то у меня и к тебе, Акинфий Никитич, разговор есть.
В центре повествования У. Сонтани — сын старосты деревни, подросток Тамбера. Он наделен живым воображением, добротой, тонко понимает природу, горячо любит мать и двоюродную сестренку Ваделу. Некоторым жителям кампунга кажется, что со временем Тамбера заменит своего отца — старосту Имбату, человека безвольного, пресмыкающегося перед иноземцами. Это Имбата ведет сложную игру с англичанином Веллингтоном, это он заключает кабальный «договор о дружбе» с голландцами, вовлекая тем самым лонторцев в цепь трагических событий.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».