Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [87]
Здесь же возникает проблема знания Бога о происходящих событиях и его осмысленной реакции на человеческие действия. Библейский Бог — это Бог прощающий, назидающий, наказывающий, что, безусловно, предполагает его ответные действия. Но сама по себе реакция подразумевает наличие некоего действия, выступающего в качестве причины ответного действия или решения[30]. Если Бог в определенный момент прощает или наказывает кого-то за совершение некоего поступка, то этот поступок предшествует божественному прощению или наказанию. Если Бог предупреждает о необходимости совершить или не совершать некий поступок, то этот поступок должен или не должен быть осуществлен после божественного предупреждения.
Говорить о том, что Бог заранее, то есть до совершения поступка, прощает или наказывает кого-то, или что Бог предупреждает о необходимости совершения поступка одновременно с его совершением — внутренне противоречиво. Опять-таки — если мы не понимаем под божественным «прощением», «наказанием» или «предупреждением» нечто совершенно иное, чем прощение, наказание и предупреждение в обычном смысле этих слов. Этот аргумент основывается на определенном образе Бога, характерном для Писания, что роднит его с рассмотренными выше «аргументами к традиции». Тем не менее вместе с уменьшением значимости такого типа аргументации темпоралистами разрабатывается и теоретическая рамка, обосновывающая невозможность этерналистского понимания ответных действий Бога.
В «Христианском Боге» Суинберн подробно рассматривает каузальную теорию времени, в основании которой лежит тезис Юма о необходимом предшествовании во времени причины следствию[31]. Суинберн формулирует свою предварительную позицию в этом вопросе: прошлое может определять настоящее, а настоящее может изменять будущее, но настоящее не может выступать причиной изменения прошлого, так же как будущее — настоящего или прошлого. Обоснованию этого, на первый взгляд, тривиального тезиса он уделяет довольно много времени, что объясняется философским контекстом. Во второй половине XX века в аналитической философии приобретают большую популярность проблемы причинных петель (causal loops), обратной каузальности (backward causation), наконец, путешествий во времени[32].
Аргументация Суинберна здесь характерна для противников обратной каузальности. Сначала он отвергает логическую возможность причинных петель. Причинная петля понимается Суинберном как замкнутая во времени цепь событий, в которой событие x является причиной события y, y — причиной события z, наконец, z — причиной x. Проблема заключается в том, что в соответствии с принципом транзитивности следствие выступает в качестве причины собственной причины. Суинберн предлагает рассуждение: предположим, что в момент протекания события z Бог так изменяет законы природы, что делает невозможным обусловленное x существование у. В таком случае, z становится причиной x, x не становится причиной y, и z, таким образом, не свершается, отменяя тем самым само существование x. В действительности, объяснение Суинберна касается не причинных петель, а т. н. «парадокса убитого дедушки» (the grandfather paradox). В соответствии с этим парадоксом путешественник во времени отправляется в прошлое (z) и убивает своего деда (x) до рождения отца (у). Таким образом, путешественник во времени выступает в качестве причины собственного несуществования[33]. Исходя из этого рассуждения Суинберн уточняет свою позицию: прошлое — не столько период времени, имеющий причинное влияние на настоящее, но период времени, который не может быть обусловлен настоящим[34].
Взаимосвязь темпоральности и причинности в характерной для человека концептуальной схеме, по мнению Суинберна, может быть объяснена не только с помощью логической невозможности обратной каузальности, но и через психические механизмы восприятия и памяти:
Событие является прошлым, если сейчас мы помним о нем или если мы сейчас его воспринимаем. Но восприятие воспринимаемого события или персональное воспоминание о вспоминаемом событии должно быть причинно обусловлено воспринимаемым или вспоминаемым событием. […] Ничто не может считаться «восприятием» или «воспоминанием», если эти причинные отношения отсутствуют. Этот базовый принцип каузальных теорий восприятия и памяти очевидно правилен. Таким образом, понятия восприятия и памяти сцепляют для нас понятия прошлого и будущего посредством понятия причинности. Чтобы определить нечто как восприятие или воспоминание, уже необходимо встроиться в причинную фиксированность, которая и обеспечивает возможность такого определения
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга – головокружительная попытка осмысления древнего наследия буддизма с точки зрения современного человека западной культуры: что может дать буддизм обычным людям, как воплотить буддийские принципы в своей жизни, чему учил реальный Будда. Стивен Бэчелор прошел 37-летний путь постижения буддизма – от монаха, учившегося теории и практике буддизма у лучших тибетских учителей, до мирянина-писателя и преподавателя, ведущего медитативных групп. Русское издание этой знаменитой книги иллюстрировано рисунками известного буддийского художника Ричарда Бира.
Соборное устроение реальности — неразрывная связь равновеликих начал соборности, личности и свободы. В силу своей экклезиологической природы, соборность — лишь ориентир, а не норматив для социальных моделей, но это может быть ценный и корректирующий ориентир. Сегодня, с кризисом и уходом классической метафизики, с отбрасыванием идеологии радикального секуляризма, западная мысль ищет нового понимания личности и новых оснований для политической философии, пытается заново завязать диалог с религиозным сознанием.
В этой статье анализируется один из самых значительных элементов антропологии растафарианства — dreadlocks. Эта причёска важна для всех растафари. В этом исследовании были проанализированы отношение растафари к dreadlocks и их символика. Опираясь на полевой материал, представленный в работах западных исследователей (Gerald Hausman, Barry Chevannes, Noel Leo Erskine, Ras Steven, Werner Zips), интервью и биографии растафари, мы можем сказать, что dreadlocks — символ веры и спасения. Эта причёска утверждает новую судьбу человека — растафарианскую судьбу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.