Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [81]

предполагало сближение между этнокультурными общностями и дальнейшую религиозную гомогенизацию на основе православия — оплота российской идентичности.

Итак, православие как единственная государственная религия Российской империи всемерно стремилось сузить социальную базу буддизма посредством увеличения числа крещеных бурят. Причины неудачи этой деятельности виделись в нескольких обстоятельствах.

Во-первых, миссионеры не владели бурятским языком, а потому были вынуждены прибегать к переводчикам — людям простым, неспособным передать «самых первоначальных истин веры». Для преодоления этой трудности в общении миссионеров и инородцев епископ Иркутский Евсевий[25] предложил отобрать 7 или 8 молодых людей, получивших высшее или среднее образование в семинарии, а также детей крещеных бурят для получения ими полного миссионерского и университетского образования по монгольскому языку[26].

Во-вторых, миссионеры не могли доказательно представить преимущества христианской сотериологии по сравнению с буддизмом, поскольку не имели представления о буддийском учении и буддийском понятийном аппарате и, следовательно, были не в состоянии вести проповедь среди бурят-буддистов в терминах их религии. Епископ Парфений[27], назначенный на Иркутскую кафедру в 1860 г., сразу предпринял сложное путешествие по епархии, включая отдаленные ее части. Новым при этом было то, что Парфений не только инспектировал миссионерские станы (кстати сказать, он остался чрезвычайно недоволен их деятельностью) и собирал сведения о числе новокрещенных, но и старался узнать об отношении бурят к христианству и о противодействии со стороны его противников, а также «отыскать людей как христиан, так и инородцев, которые могли бы оказать возможное содействие при обращении инородцев в христианство». «Для пособия в наблюдении над инородцами» и для установления лучшего контакта с буддистами Парфений пригласил в спутники миссионера протоиерея Доронтьева — бурята и бывшего буддийского ламу, который как раз и способствовал успеху миссионерских проповедей:

сделал несколько путешествий весьма значительных… для собрания сведений о положении инородцев в отношении расположенности их к христианству… в продолжение года он обратил к Христу более 50 человек и собрал несколько сведений, полезных для составления проекта об образовании миссий[28].

Непримиримая позиция православия по отношению к буддизму объяснялась не только убеждением в том, что иностранные, то есть чужие, религии априорно содержат в себе угрозу внешнего политического манипулирования, но и тем, что религии неправославных подданных являются основой антиправославных и антирусских настроений[29]. Действительно, несмотря на значительное давление, буряты-буддисты, именовавшиеся в империи «инородцами», «инославными», «язычниками», «идолопоклонниками»[30], сохранили свою этнокультурную идентичность и религиозную принадлежность. Н.В. Цыремпилов отмечает причины устойчивости буддийской общины:

В сущности, этническая идентичность бурят актуализировалась внутри системы буддийских монастырских приходов, в то время как родовые органы самоуправления, напротив, дробили бурят по родовому принципу. Находясь в составе империи, в которой царило абсолютное господство православного христианства, буряты видели в буддизме самый мощный стержень, вокруг которого они могли мобилизовывать свою этническую идентичность[31].

При этом, несмотря на весьма болезненный процесс становления и укрепления буддийской общины в условиях действия запретительных законов, институализированный буддизм в Бурятии всегда стремился выказывать и доказывать свою лояльность империи и воспитывал в своих последователях верноподданнические чувства к монархии и государству. Таким образом, буддийская религиозная идентичность бурят стала неотделимой от идентичности российской. Одновременно следует учитывать существовавшее ранее и существующее ныне представление о культурном пространстве, согласно которому православие — это религия русских, а буддизм — это религия бурят. Религия способствует укреплению этнической идентичности, принадлежности к группе, обеспечивающей не только трансляцию традиций из поколения в поколение, но и ощущение безопасности на личностном уровне. Стоит, видимо, учитывать, что сближение бурят с русскими (христианизация, владение русским языком, европейская образованность, сходство в быту, например, ношение европейской одежды) совершенно не гарантировало бурятам отношения к себе как к равным. Очень показателен пример, приведенный в дневниках востоковеда Базара Барадина, совершившего в 1904 г. экспедицию в Забайкалье по поручению Русского комитета[32]. Вместе со своей группой, оснащенной фотоаппаратом, он столкнулся с «беспокойством» нескольких русских офицеров. Причина этого беспокойства заключалась в том, что

мы по своей внешности сильно отличались от обыкновенных бурят… Также немало их удивило отсутствие с нашей стороны низкопоклонств к ним, как обыкновенно они привыкли ожидать от всякого почти встречного бурята… Конечно, нам не стоило бы труда успокоить их, но этого нам не позволило некоторое чувство обиды, что как же подобные даже интеллигентные русские люди не могут смотреть на бурят несколько шире и симпатичнее