Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [74]

Николай II; иногда его объявляли реинкарнацией Индры и Вишну[26]. В колофоне своей поэмы участник его коронации 1896 г., лама Лубсан Цыденов, придерживается этой традиции: «Когда известный как воплощение Тары Чинтаманичакра, владыки людей, небесный бог Николай воссел на престол, я обратился к богам долголетия и совершил обряды за его здравие»[27]. Все эти новации, на первый взгляд расходящиеся с канонами буддийского Учения, на самом деле являлись частью упайи — пути к просветлению, метода распространения дхармы, который заключался в использовании светских властных институтов для ее внедрения в мир (этого требовала цивилизаторская миссия буддизма)[28].

Однако правители России, насколько нам известно, оставались равнодушными к «иноверным» комплиментам и никак не комментировали уподобление себя чужим божествам. Впрочем, они и не препятствовали этому, позволяя подданным использовать для выражения подцензурных чувств привычные им образы и ассоциации.

Общегосударственный размах имело празднование 300-летия Дома Романовых в 1913 г. — последнее торжество такого масштаба перед мировой войной и революцией. В храмах всех конфессий шли богослужения во славу династии. Вслед за чтением Корана и священных буддийских текстов возносилась хвала царствующему Дому и, конечно, императору Николаю. В «инородческих» селениях устраивались праздники с пением гимна «Боже, царя храни», просветительскими лекциями, угощениями, скачками, увеселениями традиционными и новыми (граммофон, патефон, «туманные картины» и т. п.)[29].

Во всенародном ликовании, при всей его натужной официозности, между тем, просматривались политические, культурные и даже психологические подтексты. Признавая приоритет православия, смиряясь с доминированием русской культуры, народы России фактом своего вовлечения в прославление царской фамилии как бы уравнивали себя с русскими и православными, утверждали себя в качестве равноправных подданных, таких же патриотов империи, как ее крупнейший этнос.

Редкие случаи появления абстрактного, недоступного и далекого «белого царя» перед подданными вызывало у них суеверный трепет — даже в тех регионах, где утверждение российской власти сопровождалось конфликтами и репрессиями. Это наглядно проявлялось на Кавказе, который являлся ареной долгой кровопролитной Кавказской войны. Российские правители неоднократно посещали этот край[30].

Преклонение перед царской особой отразилось в дагестанском предании о том, как местный правитель-шамхал целовал землю, по которой ступала императрица Екатерина, сопровождавшая Петра I в Персидском походе[31].

Суеверное почтение вселяла в горцев и сакральная персона Александра II. В день его прибытия в чеченский аул Ведено 14 сентября 1871 г. в семье одного местного жителя родились близнецы. Под впечатлением знаменательного события отец нарек их Александром и Михаилом[32] (в честь царя и его брата, кавказского наместника).

Такое отношение проявлялось еще в начале столетия, при визите в край Александра I. При том, что раздражение и неприятие по отношению к наступающей на горские земли империи и ее армии никуда не исчезали, преклонение перед всемогущим русским властителем перекрывало негативные чувства. А.П. Ермолов отметил это противоречие: «Народ в восхищении боготворит его (царя. — В.Т.). Он между приверженными к нему подданными совершенный отец… хотя в другой раз все готовы зажечь Москву без ропота (курсив мой. — В.Т.)»[33].

К Александру III в кахетинском городе Цинандали бросилась местная жительница, умоляя его одарить взглядом больного ребенка у нее на руках, и этого будет достаточно, чтобы тот выздоровел[34]. Вера простонародья в чудодейственные целительные способности монархов хорошо изучена на материалах европейского средневековья[35], но почти не имеет аналогий в России.

Тем не менее среди «иноверцев» находились настолько убежденные приверженцы своих вероучений, что считали неподобающим поклонение православному властителю. Такая ситуация возникла в мае 1896 г. при приеме в Москве бурятской депутации только что коронованным Николаем II. В ходе аудиенции произошел конфузный случай. Глава депутации, лама Лубсан Самдан Цыденов, во время общего коленопреклонения перед императором остался стоять прямо, чем вызвал неловкость у земляков и привел в недоумение придворных. Аудиенция пошла дальше своим чередом, и уже после нее Цыденову пришлось объясняться с высшими чиновниками и со своим духовным начальством.

Разбирательство возглавил ни много ни мало сам министр внутренних дел И.Л. Горемыкин. Цыденов объяснил, что имеет духовную степень гэлюнга, т. е. монаха, принявшего все обеты, поэтому не может поклоняться христианскому царю. Поклон же царю его единоверцев-де — это позорное отступление от канонов Учения. Скандал удалось предотвратить главному тайши хоринских бурят Ц.Д. Аюшееву. Он придумал объяснить поведение ламы «чрезмерностью патриотического чувства, создавшего потерю сознания и умопомешательство при встрече с царской особой… данный случай является результатом того, что он [Цыденов] никуда не отлучался из захолустного уголка и не бывал в культурных центрах…»