Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [61]

.

Очевидно, что за столетия, прошедшие со времени жизни Джефферсона, противоречие между этими двумя позициями не только не было разрешено, но углубилось и приобрело новые формы. Следовательно, джефферсоновская интерпретация христианства и его понимание христианской веры представляют отнюдь не только исторический интерес. Более того, это понимание оказывается исключительно современным, поскольку одной из характерных черт религиозности в наше время является возрастающая индивидуализация христианской веры, которая все в большей степени становится альтернативой традиционным типам религиозности и религиозным институтам[87].

Индивидуализация веры, которая, кроме всего прочего, проявляется в личностной, субъективной интерпретации христианского учения, в немалой степени определяется конкретной жизненной ситуацией того или иного человека. Что касается Джефферсона, то он, работая над своей редакцией Нового Завета, как считает Чарльз Санфорд, не мог не проводить аналогии между борьбой Иисуса против религиозных и политических авторитетов в Иерусалиме I века н. э. и своей собственной борьбой за религиозную свободу и политические реформы в Америке конца XVIII — начала XIX вв.[88] Конечно, это отождествление себя с исторической ситуацией, в которой возникало христианство, характерно не только для Джефферсона: именно оно было как причиной, так и следствием стремления найти подлинное, неискаженное содержание христианского учения, являющееся одной из наиболее типичных черт всех революционных изменений в нем со времен Реформации до наших дней.

Это личностное отношение Джефферсона к христианству и его убежденность в обладании критерием различения истинного и ложного в библейском тексте подверг иронической критике Петер Слотердайк, отрицательно относящийся к подобному обращению со священным текстом и полагающий, что в действительности Джефферсон выбирал для своей редакции те места из Нового Завета, которые были ему полезны в его собственной деятельности:

Он искал объект евлогии, хвалы в адрес которого сделали бы оратора одним из подписных получателей при распределении моральных ценностей. Его интересовал религиозный учитель, которого можно цитировать к собственной гарантированной выгоде[89].

Для этого акта «самовосхваления», по мысли Слотердайка, «нет более впечатляющего символа, чем зрелище главы американского государства, по ночам в своем служебном кабинете кромсающего ножницами шесть экземпляров Нового Завета»[90].

Оценка Слотердайка весьма спорна, тем не менее остается вопрос: как же следует относиться к человеку, трактующему Священное писание столь оригинальным способом? Как считают У. Трокмортон и М. Коултер, такой президент, как и любой политический лидер и просто человек, может быть легко обвинен консервативными религиозными деятелями в богохульных атаках на христианство и проклят[91]. В свою очередь, Э. Кэмпбелл, отмечая, что вид одного из американских отцов-основателей, разрезающего страницы Библии, действительно может привести в замешательство и даже шокировать многих людей, подчеркивает:

Для тех, кто знает, каким человеком был Томас Джефферсон, это совершенно неудивительно. Кроме всего прочего, сведение Нового Завета к версии, которая в наибольшей степени соответствовала собственным религиозным потребностям Джефферсона, свидетельствовало о его интеллектуальной зрелости и о том, что такого человека трудно было смутить ссылками на авторитет[92].

Интересную трактовку «остроты» (в буквальном смысле!) критической библеистики Джефферсона предлагает Т. Блессинг. Отмечая, что само по себе разрезание библейского текста на куски было немыслимым занятием в начале XIX века и что даже сегодня это насилие над священным текстом может показаться неприемлемым не только для верующего, но и для вполне светского человека, Блессинг считает его некоей аналогией революционного террора времен Великой французской революции, способом, которым Джефферсон «помогал Иисусу, своему собрату-революционеру»[93]. Другими словами, существует глубокое внутреннее соответствие между Джефферсоном — государственным деятелем времен Американской революции и Джефферсоном — читателем и критиком Нового Завета.

Итак, что же можно сказать о Томасе Джефферсоне в этом его втором качестве? Прежде всего, и по политическим, и по личным соображениям, будучи приверженцем отнесения религии к сугубо частному пространству человека, он занимался редактированием Нового Завета исключительно для самого себя, и именно это обстоятельство позволяет вычленить принципы этого редактирования в «чистом» виде, свободном от каких-либо привходящих соображений. Итак, он не считал этот текст вдохновленным свыше и относился к нему как к любому другому тексту; он стремился выявить главное содержание новозаветного послания, отбрасывая то, что представлялось ему второстепенным; он отделял части, воспринимавшиеся им как аутентичные, от посторонних вставок, опираясь на согласие с разумом и с моральным чувством; он интересовался достижениями наук, имевших отношение к библейским исследованиям; наконец, он был совершенно уверен в своем праве интерпретировать новозаветный текст, поскольку считал себя последователем истинного, а не искаженного христианства