Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [100]

Во-вторых, Наталь допускает, что опыт спиритуалистов в принципе подобен опыту зрителей представлений фокусников. При этом он преуменьшает значение того факта, что сами спиритуалисты постоянно осуждали «игровое» отношение к сеансам. Наталь размыто определяет идеологические границы между социальными группами фокусников и спиритуалистов, чтобы подчинить высказывания их представителей теории, утверждающей, что «вера и развлечение не являются альтернативами, но могут сосуществовать в культурной форме, которая пробуждает любопытство и удивление как у верующих, так и у неверующих» (p. 171).

В-третьих, Наталь верно предполагает, что религиозность не подразумевает отрицание юмора, и даже очень религиозный человек может в каких-то бытовых контекстах смеяться над некоторыми «земными» аспектами его предметов веры. Спиритуалисты охотно обсуждали разоблачения нерадивых медиумов, смеялись над легковерием других спиритуалистов, могли веселиться вместе с духами на сеансах. Однако из этого не следует, что они были готовы смеяться непосредственно над самими предметами их веры, что целенаправленно делали журналисты, фокусники и иные представители медиа-индустрии.

Итак, главная проблема исследования Наталя — неоправданное обобщение «спиритуалистического опыта», который, по его мнению, был наполнен «игрой». Возможно, подобный перегиб вызван тем, что большинство использованных им материалов имеют английское и американское происхождение, причем,очевидно, что в США спиритуализм был «коммерциализирован» в большей степени, чем в странах Европы (и тем более в Российской Империи). Кроме того, Наталь не использует первичные архивные источники, опираясь исключительно на опубликованные тексты (прежде всего, сочинения самих спиритуалистов и спиритическую периодику), что хотя и оправдано специфическим ракурсом его исследования, но естественным образом приводит к методологическим преувеличениям.

Наконец, хотя сама постановка вопроса о сущности «спиритуалистического опыта» возможна, не существует, на мой взгляд, убедительного метода выявления этой сущности (единственный доступный метод — анализ значений высказываний о религиозном опыте — приводит к противоречащим друг другу выводам).

Также следует сделать несколько замечаний относительно трактовки Наталем спиритического сеанса как места получения спиритуалистического опыта. Конечно, можно рассматривать «частные сеансы как разновидность хорошо организованной настольной игры, следовавшей определенным правилам и вносившей вклад не только в духовную жизнь, но также — и возможно даже в большей степени — служившей развлечению участников» (p. 53). Однако значимую роль в спиритическом движении играли т. н. «семейные» сеансы, во время которых было относительно мало веселья (хотя духи любили подшутить и там, особенно в случае отсутствия т. н. «духовного контроля» сеансов) и много серьезных разговоров с умершими родственниками. Шалость духов на сеансах считалась свидетельством их неразвитости, с которой спиритуалисты должны были бороться при помощи молитвы и увещевания. На такие сеансы вход для посторонних был затруднен, а сами сеансы представляли собой терапию утраты кого-либо из близких родственников. Наличие «семейного» формата спиритических сеансов показывает, что сделанное Наталем заключение об их «игровой» природе имеет значимые ограничения.

Для иллюстрации своих утверждений Наталь использует по большей части сеансы, которые активно эксплуатировали зрительный аспект «спиритических явлений» (например, появление огней, движение предметов). Однако многие сеансы были основаны на магнетической практике, в ходе которой никаких специфических физических явлений могло и не происходить, а был лишь разговор сомнамбулы с магнетизером при помощи автоматического письма. Наталь стремится подчеркнуть, что спиритуалисты стремились к публичности — это, действительно, верно в том отношении, что они желали распространения собственной «благой вести». Однако, сама идея кружка с известным требованием аффективной связи между его участниками предполагала определенную степень закрытости. Закрытость сама по себе, безусловно, может быть привлекательна для публики, но она не в состоянии обеспечить коммерческого успеха предприятию, требующему широкой клиентской базы для реализации.

Наталь подчеркивает, что спиритуалисты приветствовали скептиков на своих сеансах, однако, например, Николай Петрович Вагнер, известный русский спирит конца XIX в., считал, что скептицизм как определенная психологическая установка не только мешает явлениям духов, но и в некоторых случаях способен навредить самому скептику. Неоднократно в текстах известных мне спиритуалистов проговаривается необходимость включения в кружок исключительно доверенных лиц, тех, кто уже является «верующим», расположен к тому, чтобы принять «весть» от приходящих в кружок духов. Наталь пишет, что «любопытство было единственным качеством, которое требовалось, чтобы участник присоединился к кружку, изучающему спиритические явления» (p. 80), но известные мне спиритуалисты постоянно говорят о «великом деле» спиритуализма, для которого одного любопытства мало. Верно то, что спиритический кружок был местом, в котором происходило религиозное обращение, а описание обращения неверующих материалистов под влиянием увиденных ими явлений — распространенный мотив спиритической литературы. Однако это не значит, что спиритуалисты приветствовали «скептиков» на сеансах, поскольку их появление вносило дисгармонию в кружок и препятствовало явлениям духов.