Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов, 1097–1231 - [66]

Примерно в то же время (конец 1218 г.) произошло первое столкновение войск Хорезма с монгольскими отрядами, которые вели военные действия, преследуя и истребляя племя меркитов, бежавших в страну кыпчаков, граничащую с владениями хорезмшаха.

Когда хорезмшах узнал об этих событиях, он решил использовать их в своих интересах и, как пишет Джувейни, «убить одним камнем сразу двух птиц», т. е. самому напасть на дезорганизованных меркитов и разграбить их имущество[829]. Во главе 60-тысячного войска хорезмшах двинулся из Самарканда через Дженд, прошел далеко на север и достиг города Йугур[830].

Переправившись через реку Иргиз, хорезмшах достиг Тургайской степи, где застал следы уже свершившегося разгрома меркитов. На поле битвы был обнаружен раненый меркит, который сообщил, что монголы ушли из этих мест сравнительно недавно. Пустившись в погоню, войска хорезмшаха вскоре настигли монголов, которыми командовал сын Чингиз-хана Джочи. Когда Джочи увидел, что войска Хорезма построились в боевой порядок и готовятся к нападению, он сообщил хорезмшаху, что его отец, Чингиз-хан, запретил ему вступать в сражение с войсками Хорезма, что их задачей был только разгром меркитов и что монголы готовы даже передать людям хорезмшаха все захваченные у меркитов трофеи.

Однако хорезмшах ответил Джочи: «Если Чингиз-хан и не велел тебе биться со мной, то Аллах всевышний велит мне сражаться с тобой. Итак — война!»[831].

Джочи был вынужден вступить в сражение, и, если бы не храбрость и полководческий талант сына хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны, войска Хорезма были бы разгромлены. Во всяком случае, хорезмийцы потеряли за трое суток сражения около 20 тыс. воинов, а монголы значительно меньше[832]. На четвертую ночь Джочи увел свои войска, прибыл в ставку Чингиз-хана и сообщил ему о состоянии войск Хорезма и о личной отваге Джалал ад-Дина Манкбурны[833].

Чингиз-хан после этой первой стычки между войсками хорезмшаха и его воинами не предпринял никаких ответных действий. Что касается хорезмшаха, то, как передает ан-Насави, «душой султана завладели страх и убеждение в их (монголов) храбрости, и, как говорят, он сказал своим приближенным, что не видел никого, кто мог бы сравниться с этими людьми мужеством, стойкостью перед тяготами войны и умением по всем правилам пронзать копьем и разить мечом»[834].

Тем временем караван следовал своей дорогой и вскоре прибыл в Отрар. Ухуна привез с собой послание Чингиз-хана хорезмшаху, в котором говорилось: «Купцы являются опорой страны. Это они привозят владыкам диковинки и драгоценности, и нет нужды препятствовать им в этом. Я со своей стороны не намерен мешать нашим купцам торговать с вами. Надо, чтобы мы оба действовали совместно ради процветания наших краев. Поэтому мы приказали, чтобы отныне между всеми странами на земле установился мир, чтобы купцы безбоязненно направлялись во все края. Богатые и бедные будут жить в мире и благословлять Аллаха»[835].

Однако по прибытии в Отрар караван, купцы и послы Чингиз-хана были задержаны наместником хорезмшаха в Отраре эмиром Гайир-ханом Иналом, двоюродным братом хорезмшаха по матери. Известив хорезмшаха, что купцов и послов он задержал как шпионов, Гайир-хан приказал умертвить их всех, хотя хорезмшах распорядился только об их аресте. Все, что было в караване, Гайир-ханом было присвоено[836].

Как бы ан-Насави ни оправдывал действия хорезмшаха, пытаясь снять с него вину за убийство купцов и послов, ответственность за это преступление лежит на главе государства, так как расправа над купцами противоречила общеизвестным в то время нормам взаимоотношений между владетельными лицами. Кроме того, были убиты послы, которые находились под защитой общепринятых норм обычного права. Но ведь убитые 450 купцов были мусульманами! Получалось, что защитником прав мусульман, как и в случае с Кушлу-ханом, снова оказался «неверный» Чингиз-хан, а не владыка огромной мусульманской империи и покровитель ислама хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммад!

Получив от единственного спасшегося от смерти купца, бежавшего из Отрара, известие об убийстве купцов и послов, Чингиз-хан принял решение начать войну. Согласно монгольской исторической хронике, он собрал своих приближенных и объявил: «Пойду войной на Сартаульский народ и законной местью отомщу за сотню своих посольских людей во главе с Ухуна. Можно ли позволить Сартаульскому народу безнаказанно обрывать украшения моих златоцарственных поводьев?»[837]. Сыновья и сановники настаивали на немедленном походе в Среднюю Азию, но Чингиз-хан решил повременить с войной и отправил к хорезмшаху посольство во главе с Ибн Кафраджем Богра, который передал хорезмшаху Ала ад-Дину Мухаммаду следующее послание Чингиз-хана: «Ты даровал подписанное твоей рукой обещание обеспечить безопасность для купцов и не нападать ни на кого из них, но поступил вероломно и нарушил слово. Вероломство мерзко, а со стороны султана ислама еще более! И если ты утверждаешь, что совершенное Иналом сделано не по твоему велению, то выдай мне Инала, чтобы мы наказали его за преступление и помешали кровопролитию. А в противном случае — война, в которой самые дорогие души станут дешевы и древки копий преломятся»