Государство чести. Монархия – будущее России - [38]

Едва ли Клодт сам поменял концепцию конной фигуры с «задумчивого всадника» на «оловянного солдатика». Скорее Монферран, следуя «государственной логике» (а возможно, и прямым указаниям Александра II), пресек устремления Клодта, потребовав, чтобы конь Николая II был вздыблен подобно коню Петра, а поза Николая была более «волевой» (видимо, уподобляя Николая Петру).

Не исключено, что Александром двигало желание исключить любые явные противопоставления Николая Петру (подобные противопоставления и без того были в ходу, начиная со знаменитых слов Пушкина о том, что в Николае «много от прапорщика и мало от Петра Великого»).

Можно предположить, что именно это политическое требование явилось роковым для дальнейшей судьбы памятника Николаю, либо у Клодта опустились руки, либо он решил действовать строго по инструкции. Так или иначе памятник Николаю II, в отличие от памятника Петру, нельзя в полной мере назвать произведением искусства, по крайней мере на первый взгляд. Это не более чем архитектурный объект, идеально вписанный в среду и в целом выполненный с учетом всех пожеланий «заказчика» и безо всякого стремления художника вложить в работу душу.

Напомним, что Клодт – именно художник, а не ремесленник – это подтверждает его творчество, включая уже упомянутых коней на Аничковом мосту. Также в пользу высказанной гипотезы свидетельствует лицо всадника – оно не очень похоже на лицо Николая и подчеркнуто лишено любых психологических черт. Аллегорические фигуры и барельефы, украшающие пьедестал, отлично вписываются в общую концепцию, максимально удаленную от всего, что можно назвать искусством с большой буквы.

Единственное, на что решился обиженный Клодт, это «цирковой фокус», против которого «заказчик», очевидно, не возражал. Памятник Николаю I – одна из немногих существующих в мире конных статуй, стоящих всего на двух опорах (по очередности создания – вторая). Первую подобную статую – памятник американскому президенту Эндрю Джексону работы Кларка Миллса – установили перед Белым Домом в 1853 году.

Ходили слухи (и, возможно, не без помощи самого Клодта), что «двуногость» памятника Николаю обеспечивается точнейшим математическим расчетом и грузом дроби, помещенным в определенную часть статуи. Но в 1980-х годах при реставрации монумента выяснилось, что никаких дополнительных «утяжелений» в скульптуре нет.

Жесткость конструкции достигается благодаря двум тяжелым (по 60 пудов каждый) железным подпорам-прутьям, идущим от копыт до основания пьедестала. Что, собственно, не составляло тайны: Клодт сам заказал эти подпоры.

Слухи о расчете и дроби подтверждают предположение, что Клодту хотелось хоть как-то оправдать время и силы, потраченные на создание объекта, не особо ценного с художественной точки зрения. Понятно, что честолюбие творца не слишком удовлетворяло простое решение с опорными прутьями, где основная проблема была лишь в деньгах: прутья обошлись в 4000 рублей, по тем временам недешево.

Куда интереснее – тонкий математический расчет.

Клодт на любые уничижительные слова о созданном им чисто ремесленном произведении имел железный контраргумент: зато это эстетическое ничтожество технически совершенно.

Вопрос «Что хотел сказать художник?» в данном контексте не лишен смысла. Описывая то или иное произведение, мы описываем результат действий, понять которые можно, лишь разобравшись в мотивах тех, кто эти действия совершил. Безусловно, далеко не все мотивы находятся в рамках самого искусства – иногда они целиком оказываются за ними.

Художник Клодт принципиально не собирался ничего сказать и скрупулезно выполнил данную задачу. Его Николай имеет забавное сходство с игрушечным оловянным солдатиком. Может быть, это стало своеобразной местью художника «заказчику» – Александру, который сам поступил с художником как с игрушкой.

Наверное, это и к лучшему, учитывая, что, в отличие от «Медного всадника», памятник Николаю – результат коллективной деятельности (воздержимся от слова «творчество») архитекторов О. Монферрана, Н. Ефимова и А. Пуаро, скульпторов П. Клодта, Н. Ромазанова, Н. Пименова и Р. Залемана, а также государя-императора Александра II.

Помести Клодт на аляповатую тумбообразную громаду пьедестала, усеянную лоснящимися аллегориями и государственными символами, утонченную конную фигуру «задумчивого всадника» – вышел бы поистине «мезальянс».

Впрочем, «солдатик», возможно, вовсе не был местью, а напротив – своеобразной данью Клодта императору Николаю. Данью во многом сентиментальной. И значит, душа все-таки была вложена в эту работу, но скрытым образом. Памятник Николаю, как известно, лишен портретного сходства с оригиналом. При этом он разительно похож на одну из тех игрушечных фигурок, которые Клодт изготавливал для развлечения и по заказу Николая I. Возможно, среди сохранившихся фигурок найдется абсолютно точная копия памятника Николаю, точнее – оригинал, копией которого и является памятник. Так или иначе стиль памятника легко узнаваем.

Что ж, Монферран и Александр получили, как им казалось, именно то, что желали, – воплощенную в скульптуре официальную точку зрения на Николая I и его эпоху. Точку зрения, имеющую мало отношения к реальному человеку – Николаю. Поэтому отсутствие портретного сходства не смутило ни «прораба», ни «заказчика».