Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - [296]

Вся политика правительства, по словам Родзянко, в это время носила характер неумелых репрессий, соединенных с бездействием властей… С продовольствием стало совсем плохо. Города голодали (говорилось о мясопостных днях и недостаче белого ситного хлеба. — А. С.), в деревнях и в окопах сидели без сапог, и при этом чувствовали, что в России всего вдоволь, но нельзя ничего достать из-за полного развала. Столицы сидели без мяса, а в это время в Сибири на станциях горами лежали битые туши, и весь этот запас в полмиллиона пудов сгниет при первой же оттепели. Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-нибудь сделать со стороны властей. Каждый министр и каждый начальник сваливал на кого-либо другого, и виновных никогда нельзя было найти… Многие распоряжения правительства наводили на странное и грустное размышление: казалось, будто бы власть сознательно работает во вред России и на пользу Германии. А при ближайшем знакомстве с источниками подобных распоряжений приходилось убеждаться, что во всех таких случаях невидимые нити вели к Протопопову и через него к императрице. Прервем на этом интересное, но весьма одностороннее свидетельство одного из творцов освещаемых событий и заметим, что Родзянко и Прогрессивный блок считали, что спасение — в немедленном осуществлении их требования о создании «ответственного перед Думой правительства». Ход дальнейших событий показал ошибочность этого убеждения, но именно оно определяло позицию Думы.

Правильная работа главных отраслей, государственного хозяйства, связанных с войной, считает Родзянко, неуклонно потрясалась постоянными переменами. Очевидно, никакого толка произойти от этого не могло, получался сумбур, противоречивые распоряжения, общая растерянность, не было твердой воли, упорства, решимости и одной определенной линии к победе.

Народ это наблюдал, видел и переживал, народная совесть смущалась, и в мыслях простых людей зарождалось также логическое построение: идет война, нашего брата солдата не жалуют, убивают нас тысячами, а кругом во всем беспорядок, благодаря неумению и нерадению министров и генералов, которые над нами распоряжаются и которых ставит царь. Все, что творилось во время войны, не было только бюрократическим легкомыслием, самодурством властей, не было только неумением справиться с громадными трудностями войны. Это была еще и обдуманная и упорно проводимая система разрушения нашего тыла; и для тех, кто сознательно работал в тылу, Распутин был очень подходящим оружием²⁴.

Спикер парламента возлагает ответственность за смуту, за трагедию на тех, кто не только не боролся с «темными силами», но и пользовался ими во вред России. Себя он, естественно, исключает из их числа; он был убежден, что Дума, подняв требование о создании ответственного правительства, тем самым боролась за очищение власти, за спасение страны. Это его субъективное мнение.

Нельзя, конечно, преувеличивать политическое влияние и роль Распутина. Но нельзя не учитывать, что Александра Федоровна была в полной от «старца» зависимости, тревога за сына делала ее беззащитной перед советами «божьего человека». Это видно из ее писем к мужу. Сложнее с императором. В начале знакомства с Распутиным император говорил близким, что ему становится легче после бесед с Григорием. Но так продолжаться долго не могло. Современники заметили, что к осени 1916 г. царь стал проявлять очевидные признаки усталости от распутинщины. Дело было, собственно, не в «старце», а в царице, безмерно «старцу» доверявшей. «Легче выносить десяток Распутиных, чем одну истерику императрицы», — в объяснение своей позиции сетовал император в ставке генералу Алексееву.

П. Н. Милюков, сильно грешивший переоценкой политического влияния Распутина и распутинщины, не одобрял «геройский поступок» Юсупова (материалы семейного архива Алексеевых содержат и другие данные об этом) и великого князя Дмитрия Павловича, называл их «подвиг» безобразной драмой с тяжелыми последствиями. «Я предвосхищал суждение русского мужика о гибели своего брата: „Вот в кои-то веки добрался мужик до царских хором — говорит царям правду — и дворяне его уничтожили“. Так оно и вышло. Коллективный русский мужик готовился повторить эту операцию над дворянами. Но в княжеских дворцах никто об этом не подумал»²⁵.

Но есть другая ипостась проблемы, поставленной Маклаковым и Родзянко крайне односторонне. «Темные силы» — это, конечно, распутинщина, камарилья, это «немецкая партия», агентура германского Генштаба, имевшая возможность получать через «старца», страдавшего неимоверной болтливостью и хвастливостью, совершенно уникальную информацию; но «темные силы» — это также и масоны, об их происках и влиянии Родзянко и Маклаков молчат. Масоны проникли и в «большой свет» — вплоть до членов императорской фамилии, и в офицерский корпус, и в Думу — где имелась специальная ложа. Рассмотрение всех аспектов проблемы выходит за рамки данного исследования. Однако следует указать главное, именно Прогрессивный блок — это те же лица, которые создавали и руководили масонскими ложами. Более того, фактически Прогрессивный блок был полулегальным объединением влиятельных масонских лож, а координатором последних являлся А. Ф. Керенский. И нет ничего удивительного, что речи депутатов разных фракций часто совпадали (например, Керенского, Чхеидзе, Милюкова), ибо они были членами Прогрессивного блока и одновременно влиятельными масонами. Современники употребляли термин «думское масонство».