Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - [295]

уже начинает приносить злые плоды. По мере того, как теряется вера в силу народного представительства, выступают, господа, на первый план другие силы. Мы переживаем теперь страшный момент. На наших глазах общественная борьба выступает из рамок строгой законности и возрождаются явочные формы 1905 года. Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, господа, где и когда грянет удар. Но чтобы гром не разразился в той форме, которую мы не желаем — наша задача ясна: мы должны в единении с общими силами страны предупредить этот удар»²¹.

Предупреждение Милюкова о скором ударе грома вошло в литературу, но в плане обличения, недальновидности, дряблости, никчемности, «кадетизма» и, соответственно, восхваления исторической прозорливости их политических врагов, профессиональных революционеров, «русских Бабелей», «питерских Робеспьеров». Милюков пугал 18 декабря, гром грянул в исходе февраля. Но под громом-то Милюков имел в виду не революцию, а убийство Распутина, а этот удар был нанесен в следующую ночь.

Обличения Милюковым не только темных сил, но и всей системы власти, требование ее упразднения характерны совсем в другом отношении. Ведь то, что для одних переворот, «перестройка», катастрофа, всегда для других карьера, богатство, власть.

16 декабря Дума была распущена на рождественские каникулы, в ночь на 17 декабря 1916 г. произошло событие, которое по справедливости надо считать началом второй революции, — убийство Распутина, вспоминает Родзянко. Это, как видим, в кадетской системе координат уже третье начало революции. По оценкам современников, первым был фельетон Маклакова о безумном шофере, вторым — речь Милюкова и, наконец, гибель «старца». Конечно же, между этими тремя «вершинами» была внутренняя связь, как и обратная связь этих событий с духом времени, реальной обстановкой в стране.

Убийство Распутина — это третье «начало революции». Его нельзя упустить из поля зрения потому, что оно явилось прямым следствием думских разоблачений «темных сил» и совершено было при самом активном участии руководителя одной из думских фракций Пуришкевича, при участии членов царской фамилии. Об убийстве знали и кадеты, и одобрили его (Маклаков, Родзянко).

«Вне всякого сомнения, — пишет Родзянко, — главные деятели этого убийства руководились патриотическими целями. Видя, что легальная борьба с опасным временщиком не достигает цели, они решили, что их священный долг избавить царскую семью и Россию от окутавшего их гипноза. Но получился обратный результат. Страна увидела, что бороться во имя интересов России можно только террористическими актами, так как законные приемы не приводят к желаемым результатам. Участие в убийстве одного из великих князей, члена царской фамилии (любимого кузена императора), представителя высшей аристократии и членов Госдумы как бы подчеркивало такое положение»²².

Убийство Распутина многократно было предметом исследования, излагать его еще раз нет необходимости, да это и уведет в сторону от нашей темы. Учтем, однако, тот факт, что о нем было известно в думских кругах, включая членов президиума Думы, ее руководство… Более того, свою эффектную речь перед рождественскими каникулами Милюков построил и произнес, уже зная, что дни и часы Распутина сочтены.

Это позже признал сам Милюков: «Закончить речь мне пришлось намеком, смысл которого был понят на следующий день. Я говорил, что воздух наполнен электричеством и что неизвестно, куда падет удар. Я знал, куда он падет. За несколько дней перед тем В. А. Маклаков мне рассказывал, что готовится покушение на Распутина. О чем его осведомил Пуришкевич. Он потом печатно изложил сообщенные мне сведения. Той же ночью на 17 декабря появился указ об отсрочке Думы до 19 февраля, а на следующий день — убийство Распутина. Сессия Думы началась (1 ноября 1916 г. — А. С.) и кончилась (25 февраля 1917 г. — А. С.) событиями, невозможными при нормальном ходе государственной жизни»²³.

«Меня всегда поражала планомерность действий распутинского кружка, — вспоминает Родзянко, — как будто он вел дело к заранее обдуманной и твердо намеченной цели. Я далек от мысли, что сам Распутин являлся вдохновителем и руководителем гибельной работы своего кружка (точнее, окружения. — А. С.)… большая мировая политика была просто не доступна его узкому пониманию. Руководить мыслями императорской четы в политическом отношении Распутин был не в состоянии… Следует раз и навсегда совершенно откинуть недобрую мысль об „измене“ Александры Федоровны… Тем не менее можно говорить об „измене“ русскому делу императора Николая II. Он погиб мученической смертью именно в силу верности слову». А между тем вся внутренняя политика императорского правительства, считает Родзянко, вела к революции и смуте в умах, к разрухе страны, и дает убедительный перечень фактов, выразивших эту государственно-хозяйственную разруху. В первую очередь это — «министерская чехарда». С лета 1915 до осени 1916 г. сменилось шесть министров внутренних дел: Щербатов, два Хвостовых, Штюрмер, Н. Маклаков, Протопопов; то есть на долю каждого «завхоза империи» приходится чуть больше месяца; сменилось три военных министра (Сухомлинов, Поливанов, Шуваев), сменилось четыре министра земледелия, а в их руках было все дело снабжения фронта продовольствием (Кривошеин, Наумов, Бобринский, Риттих); менялись руководители и других центральных ведомств.