Мари-Лаура грациозно, как танцовщица, которой она была, развернулась к двери. Мужчина взял Нору под локоть крепкой хваткой и повел к двери.
- Не возражаешь, если я спрошу, где мы? - Нора осмотрела коридор. Все казалось таким знакомым, и все же...
- Ты не знаешь?
Нора попыталась не закатить глаза.
- Я знаю, что уже была здесь раньше.
- Да? Удивлена, что он привез тебя сюда. Думала, он приезжал сюда как можно реже.
- Сорен привозил меня сюда? - как только она произнесла это, Нора заметила картину на стене коридора. Маленькая девочка, около восьми лет, в белом платье сидела в кресле-качалке с плюшевой лошадью в руках. Художник нарисовал девочке улыбку, но оставил ее глаза пустыми, без надежды и счастья.
Нора уже видела эти глаза.
- Элизабет... - прошептала она, смотря на портрет сломленной девочки. - Мы в доме Элизабет? - Как только Нора собрала фрагменты воедино, начали всплывать воспоминания о ее единственном путешествии сюда. Похороны отца Сорена. Норе было лишь семнадцать. Якобы он привез ее ради Клэр, его сводной сестры, которая была примерно ее возраста. Но даже тогда Нора знала. Что-то произошло в этом доме, что-то плохое, что-то, что Сорен хотел рассказать ей, но ждал подходящего времени. Когда его отец умер и был похоронен под шестью футами земли, тогда и настало подходящее время.
Каминная кочерга... теперь она поняла, почему в ее руке она ощутила ее как воспоминание. Одиннадцатилетний Сорен орудовал ею против своего отца в той комнате, чтобы тот перестал насиловать Элизабет. И Элизабет орудовала ею, чтобы остановить отца, убивающего Сорена.
- Где Элизабет? - потребовала Нора. - И Эндрю?
- Уехали. - Мари-Лаура пренебрежительно махнула рукой. – Очевидно, мой муж сказал ей уехать из дома и взять сыновей с собой. Как жаль. Я бы с радостью познакомилась со своей золовкой.
- Сыновей? - Нора заметила семейную фотографию в конце коридора. Элизабет, которая была того же возраста, что и Мари-Лаура, стояла под деревом рядом с сыном Эндрю и с еще одним мальчиком на руках, правда, тот был гораздо моложе.
- О, oui. Она усыновила еще одного мальчика три года назад. Его зовут Нейтан. Ты не знала?
Она покачала головой. Три года назад... Тогда она делала все возможное, чтобы держаться подальше от жизни Сорена. Она понимала, если на секунду дольше задержится в его мире, то никогда больше не покинет его. Или думала, что больше не уйдет, если вернется. Она думала, Сорен никогда бы не отпустил ее. Но отпустил, и теперь она проведет остаток жизни здесь с его маниакальной мертвой женой. Никогда прежде она так не желала быть прикованной к его постели. В этот раз не ради секса, а ради безопасности.
- Не знала. Он не часто говорил об Элизабет.
- Никогда не думала, что настолько храбрый мужчина будет бояться собственной сестры, - сказала Мари-Лаура с такой издевкой, что Нора на мгновение подумала, что ей может повезти с двойным убийством и побегом.
- Не боится своей сестры. А ран, которые она ему нанесла. Вот в чем разница.
- Ран? Возможно. Кингсли рассказывал мне о Сорене и Элизабет... что они делали, когда были детьми. Он думал, что это убедит меня в том, что я вышла замуж за мужчину, слишком израненного, чтобы любить. День или два я верила в это, хотела верить. Но...
- Но что? - спросила Нора, не уверенная, что хочет услышать ответ. Тем не менее, казалось, будто она должна была задать вопрос, поэтому решила подыграть.
- Раненый, так называл брат моего мужа. Сломленный. Очевидная ложь. Он не был сломлен. Он был сильнее, чем кто-либо другой, кого я когда-либо встречала. Поэтому я думала, что он был слишком силен, чтобы любить меня. Любовь делает человека слабым, делает уязвимым. Возможно, он не любил меня, потому что не позволял быть себе таким слабым. Но он был слабым.
- Сорен не слабый. Не сейчас. Ни когда-либо еще.
- Разве? Позволь мне показать тебе кое-что.
Мари-Лаура продолжила идти по коридору, и Нора последовала за ней, охранник Андрей шел справа от нее, молча, не сводя с нее глаз.
Она вошла в спальню, большую и роскошную. Одна из самых красивых гостевых комнат, как догадалась Нора, потому что в ней не было фотографий или личный вещей, которые могли принадлежать дому или его обитателям. Хотя Мари-Лаура явно ощущала себя здесь как дома. Она села на кремовое шелковое покрывало и потуже затянула халат, словно отдыхающая принцесса. С прикроватной тумбочки она взяла Библию в белом кожаном переплете.
- Один из священников подарил мне ее в качестве свадебного подарка, - ответила Мари-Лаура, скользя по выгравированным словам на обложке. - Отец Генри. Он даже записал внутри дату нашей свадьбы рядом с нашими именами.
Мари-Лаура грустно улыбнулась, глядя на книгу. Она поднесла ее к губам и прижалась ими к обложке, прежде чем снова посмотреть на Нору.
- Я так мечтала о нас. Эта Библия была самым ценным для меня. Я любила ее открывать и смотреть на наши имена или дату свадьбы. Я думала, он не прикасался ко мне, потому что мы едва знали друг друга. Думала, через неделю или две ему будет намного комфортнее со мной. Если я дам ему достаточно времени, тогда он займется со мной любовью.
