Горшок золота - [51]
Вот так, разговаривая скорее с собой, нежели с детьми, Тощая Женщина коротала время в пути. Говорила она, а луна сияла, и по обе стороны от тропы, где б ни росло дерево или не вздымался какой-нибудь бугор, таилась на корточках черная тень, напряженная, чуткая, и казалось, будто может она ожить жутью, в едином прыжке. Дети так боялись этих теней, что Тощая Женщина бросила тропу и подалась прямиком в холмы, и вскоре дорога осталась позади, а вокруг них в полном лунном сиянии раскинулись тихие склоны.
Прошли они много, и дети сделались сонными – не привыкли они бодрствовать по ночам, а места для отдыха не было, а поскольку стало очевидно, что уйдут они ненамного дальше, Тощая Женщина забеспокоилась. Бригид уже тихонечко заскулила, а Шемас вторил ей вздохом, малейшее продолжение которого могло превратиться в плач, а когда детей захлестывают слезы, не знают они, как от слез уйти, пока попросту не устанут от плача.
Забравшись на какую-то небольшую возвышенность, они углядели свет, горевший чуть поодаль, – к нему-то и заспешила Тощая Женщина. Приблизившись, увидела небольшой костер, а вокруг него – какие-то сидячие фигуры. Через несколько минут она вошла в круг кострового света и там замерла. Она бы развернулась да убежала, но страх до того ослабил ей коленки, что те ее не послушались; к тому же люди у костра заметили ее и зычный голос приказал подойти ближе.
Костер был сложен из вереска, вокруг сидели трое. Тощая Женщина, изо всех сил скрыв оторопь, подошла и уселась у огня. После негромкого приветного слова она дала детям понемногу от своей ковриги, прижала их к себе, укрыла им головы шалью и велела спать. А затем робко глянула на приютивших.
Были они вполне наги и смотрели на нее с пристальной сосредоточенностью. Первый был так пригож, что глаза не справлялись, глядючи на него, – соскальзывали в сторону, как от яркого свечения. Был он могуч, но вместе с тем благородно сложен, столь строен и грациозен, что с его ростом никак не вязались ни тяжесть, ни объем. Лицом царствен, юн и устрашающе безмятежен. Второй человек был того же роста, но широк до изумления. Уж так широк, что от этого великий рост его казался меньше. Напряженную руку, на которую он опирался, всю покрывали узлы и бугры мышц, и врылась она в землю глубоко. Лицо его казалось выбитым в камне – мощное, резкое, грубое, как и его рука. Третьего же едва ли можно описать. Ни коренастый, ни высокий. Мускулист, как второй. Напоминал исполинскую жабу – сидел на корточках, руки сложены на коленях, подбородок уперт в руки. Ни точеной фигуры, ни прыти, голова сплющена и почти нисколько не шире шеи. Выдающийся вперед рот – как собачья пасть, время от времени он подергивался, а в маленьких глазках посверкивал жутковатый разум. Перед этим человеком душа Тощей Женщины преклонилась. Почувствовала она себя так, будто пресмыкается перед ним. Распоследнее ужасное унижение, на какое способно человечество, сошло на нее: зачарованность, какая повлекла б ее к нему с воплями обожания. Насилу могла отвести от него взгляд, но руки ее обнимали детей, и любовь, величайшая сила на свете, яростно встрепенулась у нее в сердце.
Первый мужчина заговорил с ней.
– Женщина, – сказал он, – с какой целью оказалась ты вне дома этой ночью, здесь, на этом холме?
– Я в пути, достопочтенный, – ответила Тощая Женщина, – потому что ищу Бру Энгуса, сына Дагды Мора[58].
– Все мы дети Великого Отца, – проговорил он. – Ты знаешь, кто мы такие?
– Этого я не знаю, – сказала она.
– Мы – Три Абсолюта, Три Спасителя, Три Аламбика: Красавец-Мужчина, Силач-Мужчина и Образина-Мужчина. Из всякой перепалки мы выбираемся невредимыми. Пересчитываем поверженных и победителей и двигаемся дальше, смеясь; это к нам в нескончаемом миропорядке приходят все народы мира, чтобы навек возродиться. Зачем ты призвала нас?
– Не призывала я вас, это уж точно, – молвила Тощая Женщина, – однако почему вы сидите на тропе, чтобы странствующие к Дому Дагды останавливались на своем пути?
– Нам не заказаны никакие пути, – ответил он, – нас взыскуют и сами боги, ибо устают они от своего сиятельного уединения – за вычетом Того, кто живет во всем и в нас: Ему мы служим и пред его жутким ликом простираемся. Ты, о Женщина, что шествует долинами гнева, призвала нас в сердце своем, а потому мы и ждем тебя на склоне этого холма. Выбери одного из нас, чтоб стал тебе парой, – и выбирать не бойся, ибо царства наши равны и равны наши силы.
– Чего это мне выбирать кого-то из вас, – отозвалась Тощая Женщина, – если я уже крепко замужем за лучшим человеком на всем белом свете?
– Кроме нас, нет никого лучше, – возразил он, – ибо мы превосходны в красоте, силе и безобразии; нет превосходства, какое не содержалось бы в нас троих. Какое нам дело до того, что ты замужем, коли свободны мы от мелочной ревности и страха, пребываем в согласии с самими собою и со всяким проявлением природы?
– Если, – ответила она, – вы все Абсолют и превыше мелочности, не держаться ль вам выше меня и не пропустить спокойно к Дагде?
– Мы – то, чего алчет все человечество, – молвил он, – а все человечество алчем мы. Ничто, малое или великое, для наших бессмертных аппетитов не презренно. Незаконно это – даже для Абсолюта – перерасти Желание, кое есть дыхание Бога, что трепещет во всех его тварях, и не ограничит и не преодолеет его никакое совершенство.
Джеймс Стивенс неоднократно заявлял, что хочет подарить Ирландии новую мифологию, призванную заместить собой «поношенные» греко-римские мифы. Его шедевр, роман «Горшок золота» (1912) — одновременно бурлескное повествование о лепреконах, ирландских божествах и философии и ироничный комментарий к ирландской культуре и политике того времени. Роман удостоился Полиньякской премии за 1912 г. и является классикой англоязычной литературы.
Волею судьбы Раснодри Солдроу вынужден примерить на себя личину танга, древнего борца с монстрами, презираемого всеми. Он вынужден самостоятельно постигать мастерство своего нового ремесла, ибо тангов уже давно никто не видел. И хоть в их отсутствие все научились бороться с монстрами подручными средствами, необходимости в тангах никто не отменял. Цепь случайностей проводит Раснодри сквозь опасные приключения, заставляет добыть древний магический артефакт, убить могущественного монстра, побывать в потустороннем мире и защитить столицу Давурской Империи от армии оживших мертвецов.
На что способен простой парень с Земли, оказавшись в другом мире, погрязшем в древней, кажущейся нескончаемой войне? Отважится ли он на борьбу ради спасения мироздания или отступит, понимая, что мал и ничтожен в этом огромном мире?
Двенадцать принцесс страдают от таинственного — и абсолютно глупого — проклятия. Любой, кто положит ему конец, получит награду. Ревека — умная, но недостаточно почтительная ученица знахаря, тоже хочет получить вознаграждение. Но её расследования раскрывают глубинные тайны и ставят девочку перед непростым выбором: сможет ли она разрушить заклятие, если опасности подвергается её собственная душа?
Фрэнк сын богатого торговца. Он рожден в мире, который не знает пороха и еще помнит отголоски древней магии. Давно отгремели великие войны, и теперь такие разные разумные расы пытаются жить в мире. Ему унаследовавшему огромное состояние, нет нужды бороться за хлеб, и даже свое место под солнцем. Он молод, многое знает и трезво смотрит на мир. Он уже не верит в чудеса, а старые мудрые маги кажутся ему лишь очередной уловкой власти. Только логика, причинно следственные связи, прибыли и выгода правят миром и стоят выше и холодной гордости эльфов, и доблести рыцарей, и веры кардиналов.
После череды загадочных событий четырнадцатилетний Глеб попадает во Внутренний мир — место, где до сих пор существует магия, а наделенные сверхчеловеческой силой рыцари бороздят просторы королевств. Появление гостя не проходит незамеченным: мальчика принимают за посредника — легендарного посланника, отвечающего за связь между мирами. Со времен последнего посредника минуло более тысячи лет, и Глеб — первый человек, которому удалось попасть во Внутренний мир. И все бы ничего, вот только по преданию, посредник еще и наделен огромной магической силой… Так ли прост главный герой? Проснутся ли в подростке приписываемые ему магические навыки, и что он будет делать, когда окажется втянут в придворные и межгосударственные разборки? В любом случае, нужно торопиться — враги не сидят на месте, а между королевствами бушует беспощадная война, грозящая уничтожить все сущее, и лишь авторитету посредника и его силе по плечу остановить неумолимо надвигающуюся катастрофу.
Пядар О’Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью.