Горшок золота - [53]

Глава XVIII Счастливое шествие

Кайтилин Ни Мурраху сидела одна в Бру Энгуса в точности так же, как сиживала на склоне холма и в пещере у Пана, и вновь размышляла. Теперь была она счастлива. Ничего большего желать не могла, ибо все, что есть на земле или чего пожелать мог ум, стало ее. Мысли уж не были застенчивыми подспудными поисками на ощупь, что не давались ни в руки, ни пониманию. Всякая мысль сделалась существом или человеком, зримым в своей лучистой отдельной жизни, видным или осязаемым, принятым или отторгнутым, как причитается ему. Но Кайтилин обнаружила, что счастье не есть смех или удовлетворение и что ни один человек не в силах быть счастливым в одиночку. Так постигла она чудовищную печаль богов – и отчего Энгус втайне рыдает, ибо нередко она слышала, как он плачет по ночам, и поняла, что его слезы – по тем, кто несчастен, и что утешить его нельзя, покуда остается на земле хоть один горемыка или же хоть одно злое деяние, таящееся в мире. Ее собственное счастье тоже маялось этой чужой скорбью, пока не поняла она, что нет ничего ей чужого и что все люди и все существа воистину ей братья и сестры, живут они и умирают в мучениях; и, наконец, поняла она, что нет отдельных людей, а есть род людской, нет человека – есть человечность. Отныне и навсегда никакое утоление страсти не приносило ей услады, ибо сокрушилось ее чувство единственности – не отдельный она человек, а часть великого организма, какому суждено, вопреки любым невзгодам, достичь единства, и это великое существо трояко, его колоссальные составляющие – Бог, Человек и Природа, бессмертная троица. Долг жизни – жертвование самостью, отказ от мелкого эго, чтоб стало свободным эго великое; зная все это, Кайтилин поняла, что наконец-то познала Счастье – божественную неудовлетворенность, какая ни покоя не обретет, ни облегчения, покуда цель не достигнута и знание взрослого не добавлено к веселости дитяти. Энгус сказал ей, что за этим пределом находится великое блаженство, кое есть Любовь, Бог, а также начало и конец всего, ибо всему полагается идти от Свободы к Узам, чтобы вернуться потом к Свободе постигнувшими все и подготовленными к тому пламенному восторгу. Этого не случится, пока не останется среди живых ни одного невежды, ибо пока последний невежда не помудреет, мудрость останется шаткой, а свобода – незримой. Зрелость не в летах измеряется, а в сонмах, и пока есть хоть один замыленный глаз, никто не узрит Бога, ибо ока всей природы едва ли хватит, чтобы взглянуть на подобное величие. Счастье нам предстоит приветствовать сонмами, а вот Его под силу нам приветствовать лишь целыми звездными системами и вселенской любовью.

Так размышляла она, когда с полей вернулся Энгус Ог. Бог весь светился, улыбаясь, как юное утро, когда просыпаются бутоны, и вместо речи на уста к нему явилась песня.

– Возлюбленная, – проговорил он, – сегодня мы отправимся в путь.

– Восторг мой там, где ты, – отозвалась Кайтилин.

– Подадимся мы вниз, в мир людей – из нашего тихого обиталища в холмах в шумный город, к сонму человеческому. Это будет наше первое странствие, но во время не столь отдаленное мы пойдем к ним вновь и не вернемся из того странствия, ибо заживем среди наших людей и пребудем в мире.

– Да настанет тот день поскорее, – сказала она.

– Когда твой сын сделается мужчиной, он отправится в тот путь первым, – сказал Энгус, и Кайтилин задрожала от ликования, узнав, что родится у нее сын.

И облек Энгус Ог свою невесту в великолепные наряды, и вышли они к солнцу. Стояло раннее утро, солнце только что встало, и роса сверкала на вереске и в траве. Чуялось в воздухе пронзительное волнение, что жгло кровь до радости, а потому Кайтилин заплясала в неукротимом веселье и Энгус задорным голосом запел в небо – и тоже затанцевал. Над сиявшей головой его витали птицы, ибо каждый поцелуй, какой дарил он Кайтилин, превращался в птаху, посланницу любви и мудрости, и те птицы тоже разражались победными трелями, и вот уж то тихое место звенело от их потехи. Непрестанно из круга птиц какая-нибудь улетала с великой прытью во все стороны света. То посланницы Энгуса отправлялись в каждый форт и дун, во всякий рат, распадок[59] и долину Эйры, чтобы пробудить Слуа Ши (Воинство сидов). Летели именно птицы любви, ибо то был созыв на счастье, а значит, сиды оружия с собой не возьмут.

Свои счастливые стопы направили они к Килмашог и вскоре пришли к той горе.

После того, как Тощая Женщина из Иниш Маграта покинула бога Энгуса, обошла она все форты дивных при Килмашоге и наказала сидам, жившим там, ждать рассвета на вершине горы; далее, когда явились на холм Энгус и Кайтилин, они обнаружили там шесть кланов, что явились им навстречу, а с ними был народ юных сидов из Туата да Данаан, высокие красивые мужчины и женщины, спустившиеся в тихий подземный мир, когда натиск сыновей Милита[60] вытолкнул их вместе с их добрыми чарами и несокрушимой доблестью в страну богов.

Пришли Айне Ни Огайл с Кнок Айне[61] и Ивил с Краглиа, королевы Северного и Южного Мунстера[62], а также Уна, королева Ормонда[63], – все они, вместе со своими воинствами, пели с вершины горы, приветствуя бога. Следом явились пять хранителей Ольстера, пять разжигателей битвы: Бриер Мак Белган из Дромона-Брег, Редг Ротбилл со склонов Маг-Итар, Тиннел, сын Боклахтна со Слив-Эдликона, Грики из Круахан-Агли – славное это имя, – а также Гульбан Глас Мак Грики, чей