Горожанка - [5]

Однообразно, равномерно.

И слышно пенье голосов —

За окнами поют прескверно.

Ночь выбегает на бугор

В овчинном белом полушубке,

Швыряет снег, глядит в упор,

А стекла холодны и хрупки.

Платок, слетевший с головы,

И вслед — огонь, обрывок слога.

От Ленинграда до Москвы

Теперь короткая дорога.

Все пролетает в полусне,

Не успеваешь оглянуться.

Но странен хор и тень в окне,

И тенькает стакан о блюдце.

А там, где рядом тьма и свет,

В том заоконном долгом стоне,

В окне кареты — силуэт

На бесконечном перегоне.

«Не хитростью, не олимпийским бегом...»

* * *

Не хитростью, не олимпийским бегом,

Не сытостью, но берегом реки,

Но ясным солнцем, но пречистым снегом

Побереги себя, побереги.

Не страшен страх, когда с улыбкой кроткой

Иуды нас зовут на пироги,

От злости к ним, пропащим, горькой водкой

Побереги себя, побереги.

Не крепостью — своим домашним кровом,

Не близостью — и в этом не солги!

Сердечной болью, недопетым словом

Побереги себя, побереги.

«Вода и вправду так черна...»

* * *

Вода и вправду так черна,

Что зеленью дневною брежу,

Как будто нефть, а не волна

В ночь плещется вдоль побережий.

Мне горько здесь, на берегу:

Вот облако, что с гор слетело,

И я не видеть не могу

Ущелье, куст, и дождь, и тело...

Мне в здешнем чудится раю

Песок и кровь у эполета,

Я в опозоренном краю,

В пейзаж принявшем смерть поэта.

И море Черное черно.

И звезды теплятся, как свечки.

И скоро — поезда окно,

И дом... И берег Черной речки.

«В свои пятнадцать лет...»

* * *

В свои пятнадцать лет

Я бредила стихами.

О посвященья! Свет

Страстей, что полыхали...

Фамилий да имен

Таинственные буквы,

Российских дев и жен

Загадочные букли.

Как ревновала я

К забытым и известным!

Была любовь моя

Смешна и бессловесна.

Задолго до меня

У речек и утесов

Звучали имена

Моих бессмертных тезок.

И с яростью стихий

Меня влекли в поэты

Любовь или стихи,

Или и то, и это.

Сад

Опять пора снимать покровы

С дерев, смывать загар с лица.

С сонм корней, лишенных крова!

О сон, начавшийся с конца...

Опять, октябрь, в мой сад вошел ты,

Опять окрестная листва

Отпразднует в сиянье желтом

Осенний праздник дьявольства.

Обманчив наступивший штиль твой,

Потупленный в аллею взгляд.

Оброненная кем-то шпилька —

Вот ключ к тебе, октябрьский сад.

Страстей — среди холодных статуй —

Гуляют тени, не спеша;

Садовник их метлой косматой

Гоняет, листьями шурша...

День ото дня, день ото дня

Так тянет в этот сад холодный.

Чья блажь вселяется в меня

В осеннем шуме хороводном?

Летят бесстрашные пилоты

И грудью оземь с высоты...

Не смерти полный, но полета

Октябрь врывается в сады!

^{_______________________}

Все годы, возрасты, обиды

Навечно остаются здесь.

Тринадцать лет вбегают гидом

И ветвь в руке несут, как весть.

С листом, торжественно зажатым

В холодном жадном кулачке,

Идет малыш в пальто косматом,

В нелепом красном колпачке.

И с девятнадцатого века

Сюда влекома каждый день,

Бредет в обличье человека

Седая царственная тень.

Сплетая пальцы и походки

Плечом касаются плеча

Два абриса — две легких лодки,

Плывущих в Лету сгоряча.

И в профиль — вечная обуза

Для всех, боящихся беды,

Проходит женщина, как муза,

Там, у поверхности воды.

Ежеминутно возвращаюсь

Я в этот круг привычных лиц,

И постепенно превращаюсь

В одну из мраморных жилиц.

^{_______________________}

Одной семьей — чужие люди.

Сокрыты кроной под грозой

Цезония с открытой грудью

И Вакх с божественной лозой.

Здесь Аполлон и Ипполита,

Здесь бог и кто еще — бог весть,

Диана листьями повита,

Вельможе желудей не снесть.

И римлянка из безымянных

С улыбкой стершихся камей,

С лицом, забывшим о румянах,

Погибшей сверстницы моей.

Фигуры Ночи и Заката,

Ахилл и дедушка Крылов...

И — вдоль скамей — сестра без брата,

Муж без жены, поэт без слов...

Толпою, не случайней статуй,

Перешагнувших времена,

Бредем — с находкою, с утратой,

Холодный воздух пьем до дна.

Мы собрались под эти кроны

Необъяснимою семьей,

И так легко нас принял в лоно

Осенний сад в сей день сырой.

^{_______________________}

И в час, что приморозил корни,

И нам наобещал снега,

Как никогда, был непритворным

Мой сад, раздетый донага.

Он не солгал листом единым,

Не приберег ни лепестка,

Не спрятал ни одной морщины,

Не приглушил ни полшажка...

Ни слова не сжевал шумящей

Листвой, по-честному судил.

Девчонкой глупой и ледащей

Меня он мне отобразил.

В сугроб роняла я перчатки,

Жестоко клянчила тепла,

И оговорки, опечатки

И сказки лживые плела.

Вбивала человека в раму,

Его творила на ходу,

Но оживал портрет упрямо

И жил со мною не в ладу!

^{_______________________}

Прости меня, мой ненаглядный,

За то что я была живой,

Что все слова, весь труд мой страдный

Не заменяли голос твой!

Прости, что голос, твой, что речи,

Почти наполненные мной,

Не заменяли человечьей

Жаленной близости земной!

Прости, что пальцы замерзали

Под ветром Первого Петра,

Прости, что горькими слезами

Кончались встречи в те ветра!

Прости, и в этот день осенний

Горсть желтых листьев в сад мой брось...

Прости, что нету мне спасенья

С тобою врозь!

^{_______________________}

И врозь, и вкривь, и вкось пошло,

И осенило: вот и осень...

И все-таки всему назло

Мы снова листья наземь сбросим!

Мой сад! Раздеты догола,

Прихвачены морозом первым,

Прибережем мы до тепла

Сок сердцевины, веток нервы.

Спит желтый лист, огонь в кремне,

Спит жизнь, спит чувство, спит отвага,