Горожанка - [2]

Эти лютики, берег озера —

Не место для монастыря.

Зовут не к моленью и кротости,

А к жизни, любви, беде

Две синие-синие пропасти:

Небо в небе и небо в воде.

«И крапаньем, и топом...»

* * *

И крапаньем, и топом

Дождь утомлен до слез.

Жасмином и укропом

Весь огород зарос.

Полно смородин сито,

Оскоминою — рот,

Задумчиво и сыто

Идет по грядке кот.

И ветер, разбирая

Сплетенья лебеды,

Рассеянно стирает

Когтистые следы.

«По снегу, игла, скитайся...»

* * *

По снегу, игла, скитайся,

Хвост тащи по целине.

Были вышиты китайцы

И повисли на стене.

Дама в розовом халате,

Он с усами, без волос,

Подает цветы ей: нате,

Принимайте, раз принес.

А она, как по уставу

(Что ли зря ходить ему?),

Руку влево, нос направо:

Благодарствуйте, приму.

Он, сияя бритой кожей

(Метод — гладь и цвет пшена):

«Я сегодня стал вельможей,

Выходите за меня».

Без кокетства и коварства:

«В долгий ящик не кладу,

Если нужно государству,

Разумеется, пойду».

На стене стихают речи.

За окном бела зима.

...Тетка Лиза в скучный вечер

Вышивала их сама.

«Дождь и солнце — царевна плачет...»

* * *

Дождь и солнце — царевна плачет,

В лице холодном улыбку прячет;

Уже и плакать она не хочет,

А всё не смолкнет, всё слезы точит!

Уже и кудри мокры, как травы,

У нас царевна крутого нрава.

Уже и мило, уже и любо,

А так надолго надула губы...

Уж пусть поплачет, блестя глазами,

Враз просыхающими слезами:

Дурит — и ладно, пока дурится,

Пока царевна, а не царица!

«Когда синеют и густеют сумерки...»

* * *

Когда синеют и густеют сумерки,

Поняв, что больше нечего терять,

Выходят волки, голодны и суетны,

Из леса позади монастыря.

А чуть пораньше, час ближайший чувствуя,

Поднявши к небу черные носы,

Друг друга понимая и сочувствуя,

Возьмутся перелаиваться псы.

Не холодно, но страшно за сараями.

Ответы слыша, подавив зевок,

Все лает пес, и хрипло, и старательно,

И думает, что он не одинок.

Август

Пора немых комет,

Безмолвие зарниц,

Пожары лету вслед,

И сушь, и тишь ресниц.

Что до тебя, апрель!

В траве не спят шторма,

Безмолвствует форель,

Безумствуют грома.

Но сомкнуты уста,

Хоть гром над головой —

Такая высота

До тучи грозовой!

О августовский день!

Бессолнечно светло.

И никакая тень

Не ляжет под крыло.

«Наши следы, босоногие лапы...»

* * *

Наши следы, босоногие лапы,

Море слизнуло с пляжа Анапы.

Мы проходили ржавый баркас,

Ждали волнистые отмели нас.

С каменных, странных слетели цветов

Розовых раковин сто лепестков.

Листья рогатые, шкурки сухие

Мы называли: черти морские.

Черти морские, на что вы похожи?

Выветрил берег чертову кожу,

Легче папируса, тоньше фольги,

Только рога и остры, и долги.

Черти морские, не вы ли, шурша,

В пене на берег шли не спеша?

Шелест от чертовой кожи в висок

Въелся, как в волосы въелся песок.

Черти морские, кто же вас эдак,

Кожу долой, что обертку с конфеты?

Сколько набросано, прямо стада

Вынесла мутная, в пене, вода.

Черти морские — особые твари

Хлябей земных. Вы на пенной опаре,

Верно, замешаны. Каждый прибой

Чертову кожу приносит с собой.

Сколько вас, маленьких, черных, рогатых,

Морем подъятых, ветром объятых,

В этот норд-ост, в этот зюйд-вест

Желтое дно очистит и съест?

И уж такая была чепуха —

Семечки моря... Шуршит шелуха.

В шорохе этом, в плеске воды

Тают босые людские следы.

Я начиналась с колыбельной

Не о волках, не о раките

(Чтоб с краю спать мы не легли),

Но о шагах, как волоките

Себя, цепей — на край земли.

У бабушки был голос слабый,

Как будто с детства (сани, крик)

По ледяным морским ухабам

Ее везли на материк.

У деревянного острога

Прабабка щурила глаза

И повторяла: «Нету бога».

И убирала образа.

И этот край, чужой и дальний,

Касался детства моего:

Динь-бом, и слышен звон кандальный,

И засыпаю под него.

Я засыпала терпеливо,

И, в воду свой вперяя клин,

Плыла ко мне неторопливо

Сухая рыба Сахалин.

Балтийское море

Рано утром уходят в море баркасы,

Почерневшие от смолы,

Рано утром в пейзаже без резких красок

У прибрежных сосен влажнеют стволы.

Рано утром на море не бывает качки,

Рано утром чувства холодней и свежей.

В черных кофтах высокие ходят рыбачки,

Чинят сети, глядят на мужей.

Рано утром красное солнце в тумане,

Забирают сети у жен рыбаки,

Рано утром прозрачна роса на поляне.

У непойманной рыбы шевелятся плавники.

«Экран стоял под звездным небом...»

* * *

Экран стоял под звездным небом,

Листва лилась во тьму кулис,

Смешались в фильмах быль и небыль,

И фальшь с отчаяньем сплелись.

Герои надевали фраки,

Белели платья героинь,

На Терской лаяли собаки

В ночную темную теплынь.

С экрана брошенная баба

Глядит, красива и грустна,

Здесь — семечки, цветы, Анапа,

Пять лет назад была война.

Вчера расстреливали бомбу

За дюнами, на берегу.

Красавцу из кино о чем бы

Грустить, понять я не могу!

Такие сказочные кони

Стоят у белого дворца,

В такую славную погоню

Он мчится, мчится без конца!

Ночь на экране, ночь, объятья,

Ночь в зале, слезы на щеках,

Свою подругу в белом платье

Герой проносит на руках.

Ее убили в перестрелке,

И шлейф сияющий в крови,

И кадр помечен шрифтом мелким,

Словами горя и любви...

Огни морской воды с экрана,

Прибой рвет лодку за кольцо,

И крупным планом, крупным планом —

Убитой женщины лицо.

«В младенческом сне я года провела...»

* * *

В младенческом сне я года провела,

Я столько обиды чужой проспала.

В младенческом сне я смотрела кино