Городской дождь - [34]

Я сел к нему за неубранный столик и, когда он сказал, что придётся подождать, пока уберёт посуду, я ответил:

— Подожду. Мне у вас нравится.

— Спасибо.

Он не спешил. Вообще в тот день он был катой-то замедленный: переставлял без надобности тарелки, унёс кувшин для фирменного напитка и принёс его пустым, спохватился: «Ах ты!», — и опять забрал его рывком, а на обратном пути постоял у колонны, вытирая салфеткой запотелые от холодного лимонада кувшиньи бока. Я заметил, куда он смотрел. На крайний столик, у самой эстрады. За тем столиком сидели двое юноша с греческим профилем и девушка с длинными золотистыми волосами, свободно падающими па одно плечо, потому что все они были зачёсаны на одну сторону, сигарета в ярких губах и тёмные очки с окулярами, похожими на розетки. Они, эти окуляры, скрывали, пол-лица, и самое главное — её глаза, но всё же оставляли для обозрения милый овал, аккуратный носик и красивый рот.

Петя подошёл, и я спросил его, как знакомого, без церемоний:

— Что за девушка?

Он слегка порозовел, провёл ладонью по щеке.

— Девушка? — и помолчал, соображая, развивать ли беседу. — Она часто сюда приходит.

— А-а! Кажется, красивая.

— Да.

Больше он ничего не сказал, вынул блокнот, вооружился карандашом:

— Я вас слушаю.

А сам смотрел всё туда.

Вот когда он столкнулся с тем, что называется камнем преткновения. Девушка ему нравилась. На полу, привалясь к ножке столика, лежала тугая студенческая палка. Был студенческий месяц — заочники сдавали экзамены, недавние школьники поступали в институты нашего города, пробивали дорогу в жизни. Все были ровесниками? Нети, о чём-то мечтали, спорили, а он подавал бифштексы. И эта девушка уже была не для него. Разные орбиты.

— Похоже, студентка, — сказал я, забыв, что он ждёт названия блюда.

— Педагогический, филфак, — сказал он.

— Эй! — удивился я. — Обширные сведения.

— Не спрашиваю, а слышу.

А сам всё туда смотрел.

— А вдруг у неё злые глаза?

— Ваш заказ, — напомнил Петя.

Назавтра она снова была в кафе. На сей раз со щекастым здоровяком, морда — колесо. Они всё время смеялись. Наверно, он был мастер смешить, сыпал анекдотами, не умолкая, и протягивал через стол руку с зажигалкой.

— Как её зовут? — спросил я у Пети.

— Инна.

— И эти ребята с филологического?

— Не знаю. Она каждый день приходит с разными.

— Бойкая!

Он воздержался от ответа, но принёс мне рыбу вместо мяса, и я съел рыбу, а за соседним столиком подняли скандал, потому что получили вместо рыбы мясо. Петя перепутал. Такого с ним не бывало, и, рассчитываясь со мной, он признался:

— Плохи дела.

— Молодой человек, — спросил я, стараясь всё объяснить этими словами и пряча под дружеской иронией всю серьёзность своего интереса, — не обижайтесь, почему вы стали официантом?

— А чего обижаться? — не подхватив моего тона и перетирая фужеры, солидно ответил Петя. — Знаете, какое это дело? С виду — лёгкое, за глаза — доходное, а попробуйте. Ползарплаты — на носовые платки. Лето. Забежал за шторку — обтёрся. Официант с каплей пота на носу — некрасиво.

Фужеры на столе были чистые, Петя перетирал их по третьему разу, потому что сам всё смотрел туда, на Инну, а она смеялась с круглощёким весельчаком и тянулась к его зажигалке.

— А перспектива? — спросил я. — Вам же двадцати нет.

— Почти, — ответил он хмуро. — Почти есть.

— Жизнь впереди.

— А сейчас что, не жизнь? — спросил он. — Она и позади, и сейчас… Мы без отца остались.

— Умер?

— Мы без отца остались, — повторил Петя. — Мама, я и два младших брата. У нас все мальчишки…

И он опять хорошо улыбнулся, как уже давно не улыбался.

— С вас рубль тридцать шесть. Подождите, сбегаю в буфет, разменяю.

Он принёс сдачу и, ссыпав монеты на звонкую тарелку, сказал:

— В следующем году поступлю. Но работать всё равно придётся… Заходите.

Я зашёл только через две недели. Семья вернулась, и с нею вернулись домашние обеды, а кафе на углу со своими стеклянными стенами стало просто местом, напоминающим о летнем месяце. Я зашёл туда, чтобы повидать Петю. Мне сказали, что он уволился.

— Совсем?

— Совсем.

— Но он где-то работает?

— Без работы не проживёшь, — мудро изрекла официантка, принявшая у меня заказ, и закрыла блокнот.

Она ушла надолго. А ко мне неожиданно подсела девушка с золотистым ручьём волос на плече, в тёмных очках розетками, та самая Инна. Не спросила, свободно ли, а очень напряжённо сказала «Здравствуйте» и закрылась карточкой меню.

Я ответил ей, что мы, кажется, незнакомы.

Тогда она отложила карточку и сняла очки. Глаза у неё оказались крупные, под стать розеткам-окулярам, серые и доверчивые. Может быть, она так смотрела на меня, потому что нуждалась в доверии?

— Простите меня, пожалуйста, хочу с вами поговорить. Я видела, вы часто разговаривали с официантом, который тут работал. Ну, такой…

— Петя, — подсказал я.

Она помотала головой, и волосы на плече рассыпались.

— Его зовут Юра. Я спросила официантку, где Петя, а она рассердилась: «Юра! Не знаете, а пристаёте!» А я не приставала, только спросила.

— Зачем? — вырвалось у меня.

Она пожала плечом.

— Так…

— Интересный парень этот Юра, — сказал я.

— Да, — сказала она совершенно серьёзно. — Однажды мы заспорили с мальчишками об американской литературе, закричали про «Всю королевскую рать» Пэна Уоррена, вы читали? Правда, удивительный роман? Сколько неожиданностей, и так крепко и изящно написано. Настоящая литература. А он принимал заказ и заметил, что читал ещё две его вещи. Ребята зашумели: у нас переведён-то всего один роман. А он сказал, что читал на английском. И назвал.