Город уходит в тень - [10]

Шрифт
Интервал

Поставить штемпель в почтовом отделении валлийской деревушки с самым длинным в Европе названием.

Неосуществимая мечта.

Но так хочется уехать в глушь.

Валлийскую.

Наверное, там мое место.

Больше я нигде не чувствую себя дома.

В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН

Как там у китайцев? Не дай бог жить в эпоху перемен?

И вспомнила я, что Россия как раз такая страна, где перемены не прекращаются почти никогда. Прабабушки-прадедушки, бабушки-дедушки, мамы-папы… Первая мировая, Революция, Гражданская, Вторая мировая…

Всего-то нам, счастливчикам, и выпало время, презрительно называемое застоем. И правда — застой. По первым апреля — снижение цен. Чтобы хоть на копейку электричество повысить или там квартплату — ни-ни… Какое там годами! Десятилетиями. Сегодня работа, и завтра работа, а биржи труда — так это там, за железным занавесом. Где негров угнетают. Летом санаторий, лагерь или дикарем на моря, зимой турбазы, зарплата в срок, пенсия в срок, хоть бы раз в жизни задержали. Короче, выпало нам жить в эпоху застоя.

Видать, кто-то во вселенной нам позавидовал. Или планеты не так встали, или боги, играя в «Монополию», сильно между собой перессорились.

Перемены, перемены… Крупные, мелкие…

Вроде что-то устоялось, а посмотришь — беда. С детьми беда… Со взрослыми беда, с людьми беда…

Сижу на скамейке. На другой — двое парнишек. Школьники. Радостно, во весь голос обсуждают какое-то видео, на котором какая-то Лизка с кем-то… Ну, вы поняли. Сейчас выкладывать или нет? Пусть теперь покрутится, шалава…

При этом я выступаю кем-то вроде каменного истукана. Мат стоит — уши вянут. Ушла.

Месяцем прежде на этой же скамейке восседала с ногами девица, заставшая своего парня с другой. Вопли, слезы, истерика, мат-перемат, при этом уже четыре женщины выступают в ролях каменных истуканов, а концерт слушает вся улица.

Нет, понятно, что такие понятия, как «честь», «достоинство», «порядочность», в школе не преподают. Родители? Родителям некогда? Интересно, они хотя бы слышат лексикон своих отпрысков? Хотя бы иногда говорят с ними о чем-то, не относящемся к урокам?

Так это школьники. Народ незрелый.

А позавчера, кажется, я забрела на «Первый канал». Передача «На самом деле». Я потом в программе посмотрела.

Увидела надпись «Знаменитый актер живет на две семьи» и уже хотела переключить канал, но тут зацепилась ухом. «Подсудимые» — блондинка и брюнетка. Насколько я поняла, брюнетка — законная жена. Какая-то дама с лицом намакияженного бронетранспортера допрашивает блондинку. Я аж рот раскрыла. Тон — Торквемада позавидует. Вопросы — как на пытке в гестапо. Не меньше. И по-моему, в обстановке отчаянно не хватает железной девы, испанского сапожка, дыбы, щипцов, крючьев, кнутов и т. д.

Но меня больше поразила блондинка. Она отвечала. Вот на эти оскорбительные вопросы, заданные более чем хамским тоном, — отвечала. Коротко, неохотно, но отвечала.

Да, им за это платят деньги. Но заговори кто-то со мной подобным тоном, хоть начальство, хоть олигарх, я бы встала и вышла из аудитории. Молча. Не удостаивая ответом. Где оно, достоинство это? Тут что, Акакии Акакиевичи Башмачкины собрались? Взрослые, успешные, красивые, молодые… И такие ничтожества? Башмачкина хотя бы жаль. К этим же — ничего, кроме брезгливости. Понимаю еще, если бы блондинке нечего было есть, нечем кормить детей…

Как там пела Мария Пахоменко?

Мужчины, мужчины, мужчины

К барьеру вели подлецов…

Достоинство больше не подлежит защите. Барьеры исчезли, подлецы расплодились, зато мужчины скромно прячутся на заднем плане.

Перемены, перемены…

А этот, со скромно-торжествующей улыбкой, который успел поизгаляться и над Чеховым, и над Пушкиным, и над Есениным. Неужели настолько сильна зависть бездари к гениям? Видать, настолько.

А я-то, я-то до сих пор считала, что дно — это Церетели. Однако, как верно заметила Люсинэ Аветян, едва посчитаешь, что добрался до днища, снизу тут же раздается вой перфоратора…

Помню, как я под осенним дождем стояла на Крымском мосту, не в силах отвести взгляда от памятника Петру с кружевными панталончиками-облаками. За какие грехи царю не везет? То в виде сифилитика в Петропавловке посадят, то панталончики…

Создал же Фальконе памятник на века, один на всю жизнь… А эти… Да по сравнению с этим деятелем и Церетели можно считать скульптором, и даже Никаса Сафронова — художником.

Только одно издевательство подобного рода меня не то что радует, но не раздражает. Надгробие Хрущева работы Эрнста Неизвестного… воистину, месть — блюдо, которое лучше подавать холодным.

Но все это перемены довольно мелкие, хоть и подлые. А самая страшная — это война в Нагорном Карабахе. Знаете, я раньше искренне считала, что это азербайджанцы устроили резню армян.

А потом мне показали документы, где все было с точностью до наоборот. То есть обе стороны хороши. В подобных войнах нет правых и виноватых. Виноваты все. Правда, тут можно назвать главного виновника. Все тот же Горбачев. Когда началась резня в Сумгаите, он не сделал ничего, чтобы наказать виновных, и все спустил на тормозах. Отсюда и пошло. При СССР, настоящем СССР, никаких распрей не было. В России никаких стычек между армянами и азербайджанцами нет. Могу напомнить обеим сторонам, как азербайджанец Муслим Магомаев пел песни армянина Арно Бабаджаняна на стихи Роберта Рождественского…


Еще от автора Татьяна Алексеевна Перцева
Асфальт в горошек

Ностальгия бывает не только по определенным местам. Определенным зданиям. Определенным, давно исчезнувшим уголкам. Не только по моему Ташкенту, изводящему ностальгией сотни людей. Есть нечто, их объединяющее до сих пор. Независимо от национальности, возраста и нынешнего местопребывания. То тепло, то необыкновенное, приветливое, доброе тепло, та атмосфера дружелюбия и какого-то ежедневного праздника, когда-то составляющая неповторимость Ташкента.


Рекомендуем почитать
Рассказы о пережитом

Издательская аннотация в книге отсутствует. Сборник рассказов. Хорошо (назван Добри) Александров Димитров (1921–1997). Добри Жотев — его литературный псевдоним пришли от имени своего деда по материнской линии Джордж — Zhota. Автор любовной поэзии, сатирических стихов, поэм, рассказов, книжек для детей и трех пьес.


Лицей 2021. Пятый выпуск

20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.


Лицей 2020. Четвертый выпуск

Церемония объявления победителей премии «Лицей», традиционно случившаяся 6 июня, в день рождения Александра Пушкина, дала старт фестивалю «Красная площадь» — первому культурному событию после пандемии весны-2020. В книгу включены тексты победителей — прозаиков Рината Газизова, Сергея Кубрина, Екатерины Какуриной и поэтов Александры Шалашовой, Евгении Ульянкиной, Бориса Пейгина. Внимание! Содержит ненормативную лексику! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лицей 2019. Третий выпуск

И снова 6 июня, в день рождения Пушкина, на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены шесть лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Павла Пономарёва, Никиты Немцева, Анастасии Разумовой и поэтов Оксаны Васякиной, Александры Шалашовой, Антона Азаренкова. Предисловие Ким Тэ Хона, Владимира Григорьева, Александра Архангельского.


В тени шелковицы

Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.


Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.