Город уходит в тень - [11]
Я росла, можно сказать, в окружении армян. Соседние дома — сплошь армянские. Сейчас я в дружбе с половиной рынка, то есть азербайджанцами. Я у них в кредит беру, я, если что, могу аванс дать… И никто никого не режет.
Так что вместо того, чтобы послушно дергаться на ниточках политиков, лидерам и той и другой стороны следует спешно замиряться и не лить попусту кровь сограждан.
Зато теперь у нас перемены. Некий режиссер Херманис ставит легенду о любви прекрасноокой Хамато… простите, Раисы Максимовны и ее мужа, дружно ненавидимого всем бывшим СССР…
Да еще какая-то мразь воду на Камчатке нефтью отравила. Животных погибло… немерено. Дело возбудили. Беда в том, что виновник неизвестен…
А в остальном, прекрасная маркиза, сплошные перемены. Сегодня жертв ковида столько-то, завтра — на две тысячи больше, и так далее, без конца, до конца…
ВРЕМЯ ВСПЯТЬ
Умные люди говорят, что создать машину времени невозможно. Противоречит законам физики. А может, математики. А может, химии. Точно не знаю. Я вообще ничего в этом не смыслю. Плохо в школе училась.
Но все-таки надеюсь. А вдруг? Вот Лобачевский взял и создал свою геометрию наперекор евклидовой. Теперь поговаривают, что и теория относительности устарела. И теория Дарвина. А когда-то никто не сомневался.
Это я к тому, что моя молодость, не поверите, пришлась на эпоху патефонов. Потом как понеслось…
Проигрыватели, включающиеся через радиоприемник. Проигрыватели автономные. Радиолы. Магнитофоны пленочные. Магнитофоны кассетные. Плееры побольше. Плееры поменьше. Плееры, совсем не видные. Диски… Видеомагнитофоны. Видеоплееры. Компьютеры на целые залы. Компьютеры персональные с громоздкими системными блоками. Блоки величиной с коробку от конфет. Интернет. Интернет в телефонах…
КВН с линзой. «Рекорды». «Рубины». Черно-белые. Цветные. Ламповые. На микросхемах. Плоские. Плазменные панели…
Когда-то мне делали полостную операцию. После которой я ходила согнувшись и держалась за стену. Шрам от бедра до бедра. Через 10 лет мне делали еще одну операцию. Лапароскопия. Пять даже не шрамиков, а полосок. На второй день я встала и пошла. Теперь, говорят, стенты в сердце ставят, и вообще без общего наркоза. Через бедренную артерию…
И так далее, и тому подобное. Все это за прожитые мной 75 лет.
Это я к чему? Это я к тому, что, может быть, очень может быть, надеюсь, что вдруг Уэллс окажется прав и когда-нибудь изобретут и машину времени.
В конце концов, во времена Леонардо никто не верил, что летательные аппараты могут стать реальностью, верно? А во времена Жюля Верна считали, что подводная лодка — это исключительно фантазия автора. И продолжают же изобретать вечные двигатели, значит, надежда не потеряна.
Вряд ли я доживу, но при таком молниеносном развитии науки — а вдруг?
И тогда я приду к изобретателю и слезно взмолюсь: мол, я совсем дряхлая и старая и пусти ты меня, сыночек, без очереди. Пока я еще на ногах держусь.
И отправит он меня туда. Куда я все время рвусь. Нет, не в этот чужой город, где уничтожают все, что когда-то казалось незыблемым. Не в этот чужой город, где стоят чужие дома и правят инопланетяне. Не в этот чужой город, где люди еще остались прежними, родными, добрыми, гостеприимными, но их становится все меньше. Теперь они разбросаны по всему свету. Я одного даже в Танзании нашла. И что ташкентцу делать в Танзании?
Отправит он меня туда, где все еще живы. Родные живы. Мама. Папа. Сестра. Друзья живы. Леня. Саша. Олег. Аня. Адиба. Алик. Дина.
Где я совсем маленькая. Где растет живая изгородь. Где на Алайском кипит бурная деятельность. Где Энгельса — Энгельса. Где Урицкого и Малясова — Урицкого и Малясова. Где в тени родного Сквера стоят скамейки и дети едят мороженое из металлических креманок… Где мавританский магазинчик стоит и ничего ему не делается. Где сворачивают к курантам троллейбусы. Где на улицах цветут розы и канны с почти черными листьями. Где можно шлепать босиком по теплой пыли. Где подпрыгнешь — и вот тебе акация, и ты набираешь в горсть цветов и жуешь. И жалеешь, что маклюру, при всей ее красе, есть нельзя. Где у летнего кинотеатра продают соленые и сладкие косточки. Где осенью жгут костры из листьев и горьковатый дым стелется по улицам. Где цветут на крышах и дувалах красные маки. Где все просто, понятно и светит солнышко. Где нет алчных завоевателей. Где еще журчат арыки. Где на улице пахнет сладкой карамелью.
Туда, где счастье.
Хоть на день. На один день. Я успею обежать весь центр.
И можно спокойно умирать.
ПРОСТИТЬ… ПРОСТИТЬСЯ
Вроде почти одинаковые слова. По крайней мере смысл одинаков. С оттенком обреченности.
Есть у меня теория не теория, но убежденность. Моя собственная. Заключается в том, что в каждом городе, в каждом месте, где ты был и ходил, земля, или асфальт, или брусчатка, или песок — все равно — хранит твои давно стершиеся следы. Что-то вроде нематериального свидетельства присутствия. Ты давно уехал, ты больше никогда там не был, ты умер… следы остались. Для меня почему-то такая мысль служит большим утешением.
Если моя теория верна, в чем я сомневаюсь, но все же… больше всего моих следов отыщется в Ташкенте. Сначала крошечные, потом побольше, потом…
Ностальгия бывает не только по определенным местам. Определенным зданиям. Определенным, давно исчезнувшим уголкам. Не только по моему Ташкенту, изводящему ностальгией сотни людей. Есть нечто, их объединяющее до сих пор. Независимо от национальности, возраста и нынешнего местопребывания. То тепло, то необыкновенное, приветливое, доброе тепло, та атмосфера дружелюбия и какого-то ежедневного праздника, когда-то составляющая неповторимость Ташкента.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Герои повестей – наши современники, молодежь третьего тысячелетия. Их волнуют как извечные темы жизни перед лицом смерти, поиска правды и любви, так и новые проблемы, связанные с нашим временем, веком цифровых технологий и крупных городов. Автор настойчиво и целеустремленно ищет нетрадиционные литературные формы, пытается привнести в современную прозу музыкальные ритмы, поэтому ее отличает неповторимая интонация, а в судьбах героев читатель откроет для себя много удивительного и даже мистического.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
К чему приводят игры с сознанием и мозгом? Две истории расскажут о двух мужчинах. Один зайдёт слишком глубоко во внутренний мир, чтобы избавиться от страхов, а другой окажется снаружи себя не по своей воле.
Издательская аннотация в книге отсутствует. Сборник рассказов. Хорошо (назван Добри) Александров Димитров (1921–1997). Добри Жотев — его литературный псевдоним пришли от имени своего деда по материнской линии Джордж — Zhota. Автор любовной поэзии, сатирических стихов, поэм, рассказов, книжек для детей и трех пьес.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.