Горькое счастье - [10]

«Снега деревенского простор…»

Снега деревенского простор.

По сугробам синим козьи стежки.

На горе большой крестьянский двор,

Желтым светом теплятся окошки.

Выбираю крайнее окно,

По сугробам пробираюсь ближе…

Будто бы ты ждешь меня давно,

И сейчас в окно тебя увижу.

Будто бы — я к нам войду домой

В запахе сосны, мороза, теса, —

И с улыбкою на голос мой

Встанешь ты и бросишь папиросу.

Недоверчивый залаял пес.

Вечер. Лес. Пустынная дорога.

Близко-близко до морозных звезд…

Далеко до твоего порога.

«Птица крепкое гнездо свила…»

Птица крепкое гнездо свила

Из сухих стеблей и станиола,

Что с весенних побуревших елок

В радости хозяйственной сняла.

Той весной окончилась война.

Выросли птенцы. Гнездо упало…

Было их, искристых гнезд, немало,

Где с надеждой гибель сплетена.

«Из каких четвертых измерений…»

Из каких четвертых измерений,

Из каких чудесных кладовых

Льется запах краденой сирени

С неуклюжей лаской слов твоих?

Та сирень поникла и увяла

Через день – но вот который год

Я над ней склоняюсь всё сначала –

И она цветет, цветет, цветет…

«Встречный поезд в нежданном споре…»

Встречный поезд в нежданном споре

Победил, провеял, умчал –

И опять несется цикорий

У обветренно-бурых шпал.

Словно в сердце железным градом

Рухнул мир покинутый мой…

И сказала девочка рядом:

«Мама, мама, хочу домой!»

Но тихонько вздохнула мама,

Развернула ей шоколад:

«Этот поезд бежит всё прямо,

Не умеет идти назад!»

«Вот, добралась. Еще шумит в ушах…»

Вот, добралась. Еще шумит в ушах

И крупной дрожью ломятся колени,

Еще один нетерпеливый шаг

К ребру последней солнечной ступени, —

И с крутизны, где снизу ветер бьет

И волосы, как водоросли, моет,

Слежу мой путь. Он непохож на взлет,

Он трудно и упрямо пройден мною.

И вновь неблагодарною мечтой

Я прохожу — не мирный склон пологий,

Но каменный карниз над пустотой,

Но зыбкий оползень, где вязнут ноги,

Но ели, что, царапая, спасли

Меня в паденьи, дружески и грубо,

И близкий запах камня и земли,

И ими в кровь разорванные губы.

Но разве одоленное в борьбе

Одно души и памяти достойно?..

А мы-то, Боже, молимся Тебе

О ясном небе и судьбе покойной!

УШЕДШЕЙ

Последним, не твоим письмом

Наш разговор остановили…

Твой город, улицу и дом,

Что так перу привычны были,

Могу забыть. И весь твой путь

В надежде, горечи, заботе —

Могу легко перечеркнуть

Теперь карандашом в блокноте:

Две тонких линии всего —

И больше нет тебя, родная.

А новый адрес? Я его,

Бог даст, в мой смертный час узнаю.

«Когда в лесу на соснах зрели шишки…»

Когда в лесу на соснах зрели шишки,

Я набрела на брошенный костер —

Пушистый пепел, черные култышки

И мелких прутьев обгорелый сор.

Вот на камнях придвинутых блеснула

В забытой банке дымная вода…

Я не пила — я только заглянула,

И заболела лесом навсегда.

«От листьев на ветвях весенних…»

От листьев на ветвях весенних,

Счастливых солнцем и собой,

Еще младенческие тени

Лежат прозрачною резьбой.

В молчаньи, смехе, разговорах,

Везде, куда ни обернусь, —

В ушах их первый влажный шорох,

Во рту их первый горький вкус.

И с каждой новою минутой

Сильнее их зеленый свет…

Ну, пусть не мне, но ведь кому-то

Сегодня восемнадцать лет.

«По настилу топкой хвои…»

По настилу топкой хвои,

В чаще розовых стволов,

Вновь шипенье дождевое,

Бледный шорох облаков, —

Но прозрачней вьются пряди,

Зеленей мерцают мхи,

Задрожал в озерной глади

Солнца ломкий малахит…

Грузный блеск последних капель

Отливает голубым, —

Лишь в моей промокшей шляпе

Пахнут сумраком грибы.

«Здесь пахнет лесопилкой пол…»

Здесь пахнет лесопилкой пол

И пряниками стены.

Здесь долог день, и легок сон,

И плавны перемены.

Здесь ветер с полымем зари

Шуршит по кабинету,

Как будто кто забыл внутри

Раскрытую газету.

Газета? Здесь? Газеты нет,

Но на столе день целый

Подсохший полевой букет

Пыльцой пушится зрелой,

И пчелы, ворошась на нем,

Внимательны, мохнаты,

Несут еще живой заем

В медовые палаты.

«Где пухлый снег у шалаша…»

Где пухлый снег у шалаша

Стянул под утро иней колкий,

Две лиственницы не спеша

Роняют рыжие иголки…

Топор на оснеженном пне,

Дымок пахучий и пушистый,

В морозно-синей вышине

Деревьев белые мониста,

И след лазоревый в снегу,

Прямой и легкий, вверх по склону –

От оттепели сберегу

В прохладе памяти плененной.

БАЛЛАДА

Где гремит ледяной поток,

В облака слетая со скал,

Эдельвейс — шерстяной цветок —

Человек для нее искал.

Но скользнул под ногой уступ…

Он упал далеко в реке —

С красной пеной у мертвых губ,

С эдельвейсом в мертвой руке.

Дети дали мокрый цветок

Строгой девушке с чистым лбом, —

С ним ворвался горный поток

В непорочный ее альбом.

Но никто не увидел слез

Под ресницами гладких век:

В них высокий сиял утес

И к утесу шел человек.

«Метелью веяло в бору…»

Метелью веяло в бору,

Шипело снегом в мокрой чаще.

Стволы, как чернь по серебру,

Сквозили в белизне летящей.

И мне казалось — я плыву,

Я на плоту, скользящем шатко,

А лес летит — не наяву, —

Кружится в обмороке сладком.

Но обернулась — а за мной

В часовне, снегом занесенной,

Темнел недвижной тишиной

Алтарь с лазоревой Мадонной.

Пока вокруг метель мела

И светлый снег кипел, бушуя,

Она стояла и ждала —

Нет, не меня, совсем чужую,

Меня уже нигде не ждут, —

Но словно белке, лани, птице,

Чтоб отдохнуть, остановиться,

Она и мне дала приют.

МЕДВЕДИЦА

Мокрый снег на солнце светится,