Горит свеча в моей памяти - [39]

«Доброе утро, дорогой Герцеле; как поживаешь, Герцеле; благодарю тебя, Герцеле; будь здоров, Герцеле» и так далее.

А паренек Шоломке превратил все буквы «гей» в слове Герцеле в букву «фей», и так отправил это письмо[111]. Какое впечатление оно произвело и как Шоломке досталось, можно себе представить.

Дальше Розенгойз продолжает в скобках:

Я упоминаю об этом эпизоде, потому, что не знаю, писал ли Вевик когда-нибудь об этом и была ли эта история опубликована.

Американская газета «Дер Тог» («День»)[112] в четверг, 23-го июля 1936, года сообщала:

В кафе «Европа», 313-я Восточная улица, в среду вечером состоялся интимный банкет в честь г-жи Ольги Рабинович (вдовы Шолом-Алейхема) по случаю ее отъезда сегодня в Советскую Россию.

Присутствовало много друзей и поклонников Шолом-Алейхема; вечер за накрытыми столами прошел очень уютно. После ужина поэт Г. Лейвик взял слово и в короткой речи выразил дружеские чувства и глубокое уважение, которые все собравшиеся питают к вдове великого еврейского писателя. Затем он представил многих присутствующих, которые пожелали г-же Рабинович счастливого пути в Советскую Россию, где память ее великого супруга чтят с большой любовью не только евреи, но все культурные люди страны.

Короткие речи произнесли Йойсеф Опаташу, Авром Рейзен, Арн Гланц, Бенциен Гольдберг, а в конце выступила сама г-жа Рабинович, которая поблагодарила собравшихся за проявленное к ней внимание.

К нам в библиотеку Ольга Рабинович пришла не в июле и не в августе, а в холодный осенний день. Как мне помнится, с самого утра дул ветер и шел дождь. Большинство наших читателей были пожилые люди, а старость означает слабость. Это ведь Москва, так что некоторым приходилось добираться не только на метро или на трамвае, а кто же в такую погоду выпустит старика из дома? И все же на встрече с вдовой Шолом-Алейхема читальный зал был битком набит. Были и пришедшие в библиотеку впервые, и постоянные читатели. Дополнительные стулья пришлось занимать у соседей, в Политехническом музее.

Вечер открыл актер, который специально приехал из Харькова. К сожалению, не могу вспомнить его фамилию. Лет десять тому назад еще бы нашелся кто-нибудь, кто мог бы мне подсказать, я же только помню, что он был мужем поэтессы и прозаика Ханы Левиной[113].

Актер читал отрывок из автобиографического романа Шолом-Алейхема «С ярмарки». Но одно дело слушать произведение писателя, пусть даже гениального, о первой встрече 12-летней девочки с 17-летним парнем, которого ее богатый отец Элимейлех Лоев привел в свой дом в качестве домашнего учителя для своей дочери, а другое — увидеть ту, которая была той самой 12-летней девочкой, а теперь стала седовласой женщиной, верной и преданной спутницей писателя, любимого миллионами людей во всем мире. Это не просто рассказ о любви, которая зародилась когда-то между молодыми людьми. Естественно, что чтение отрывка «С ярмарки» в присутствии вдовы Шолом-Алейхема аудитория приняла особенно тепло.

Когда Ольга Рабинович взяла слово, она начала свой рассказ о случае, который произвел на нее сильное впечатление.

— Когда-то я, как еврейка, не имела права жить в Москве. Теперь я здесь желанная гостья. На каждом шагу я чувствую, с каким пиететом и вниманием в Советском Союзе относятся к Шолом-Алейхему и его произведениям, к его памяти.

В поезде, который вез меня из Киева в Москву, я оказалась в купе с еще тремя пассажирами — все мужчины. Один из них был военный, полковник Красной армии. Неожиданно он обратился ко мне:

— Вам не скучно? Если хотите, я вам дам интересную книжку.

Он достал из чемодана книгу Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл» в переводе на русский. На первой странице опубликовано письмо Максима Горького к автору книги. Более того, эту книгу читали и оба других пассажира в нашем купе.

Кто-то из присутствующих напомнил, что совсем недавно, когда отмечали праздничную дату — 20-ю годовщину Октябрьской революции, в центре Москвы выставили панораму портретов классиков: Шекспира, Льва Толстого, Тараса Шевченко, Максима Горького. И среди них — Шолом-Алейхема.

В конце вечера две студентки педагогического института преподнесли Ольге Рабинович изумительный букет цветов и трогательное письмо на идише. Затем к ней подошел рабочий Московского часового завода и, подавая книжку Шолом-Алейхема, изданную в массовой библиотеке издательства «Дер эмес», попросил автограф. Ольга Рабинович ему вежливо отказала, может быть, из-за того, что увидела на книжке библиотечную печать. Подошедший обиженно постоял, но через мгновение вдруг снял свои ручные часы и предложил их в качестве подарка. Мадам Рабинович часы осмотрела, похвалила форму, циферблат и опять не взяла. Безусловно, читатель Шолом-Алейхема предложил их от всего сердца, но, как он сам ей сказал, это был подарок от заводской дирекции за хорошую работу, и, если я не ошибаюсь, это было выгравировано на сверкающем донышке.

Зато Еврейская библиотека получила подарок от Ольги Рабинович. Несколько дней спустя журналист А. Ханчин опубликовал с ней беседу, в которой она сказала: «Я в Москве посетила также Центральную еврейскую государственную библиотеку. Она произвела на меня сильное впечатление».